Сказания Меекханского пограничья. Память всех слов. Роберт М. ВегнерЧитать онлайн книгу.
селиться навсегда – сюда приезжали с континента, чтобы пожить несколько лет, трудясь от рассвета до заката, и вернуться в родную сторону с несколькими кошелями, набитыми золотом.
Конечно, при условии, если весь дом не свалится на голову.
Альтсин вышел на одну из четырех торговых улиц, которые на первый взгляд казались необычайно широкими, но при ближайшем рассмотрении становилось понятно, что в них всего-то несколько десятков шагов в каждую сторону. Именно в таких местах вставали странствующие продавцы быстрой еды, представители профессии, единственной в своем роде, которых вор впервые увидел именно здесь. Повозки их ездили улицами-туннелями, тарахтя по брусчатке, а хозяева прямо под дверями магазинов продавали горячие супы, лепешки с грибами, ветчиной или плодами моря, разведенное вино и другие вкусности, которыми человек мог набить брюхо во время короткого перерыва в работе. Так жила бóльшая часть города, засыпая в тесноте, как преступники в тюрьме, непрестанно в трудах и питаясь абы чем из движущихся лотков.
Вор миновал торговую площадь, равнодушный к доносящимся до него обещаниям свежайшей в городе рыбы и говядины, той, что мычала еще на рассвете, и направился в сторону монастыря. Хотя он и не принес обета послушничества и приор не обладал над ним никакой формальной властью, Альтсин знал свои обязанности. Кроме того, лучше не выделяться. Близился вечер, ему нужно было еще прополоть грядки с луком, накормить коз, вымести двор, принять участие в вечерних молитвах. Потом его ждал скромный ужин в монастырской столовой, мойка посуды на кухне и, если не изменяла ему память, обход города до полуночи. В Камане тоже были свои бедняки, нищие, бездомные и девки.
Те, кому не повезло, оказывались на улице – как и в любом другом городе, – вместо подушки получив отчаяние, а вместо одеяла беспомощность; название же ордена, Братья Бесконечного Милосердия, обязывало. Вор не знал, как оно происходит в других орденах, в Понкее-Лаа он насмотрелся на подлость и мерзость жрецов всех богов, но здесь приор серьезно подходил к исполнению своих обязанностей.
Монахи каждую ночь выходили тройками в город, неся хлеб, сушеную рыбу и горшки с супом, обернутые в толстые пледы, чтобы те удерживали тепло. Оделяли супом выщербленные миски, протягиваемые трясущимися руками, ломали хлеб и рыбу, осматривали раны, порой, в особенно холодные ночи, забирали замерзших в монастырь. Альтсин выходил на ночную работу раз в несколько дней, и, сказать честно, это ему нравилось. Он оделил монастырь щедрым взносом и предпочитал, чтобы деньги шли на нечто подобное, а не на золоченую обивку стула приора. Он и сам слишком хорошо помнил, каково оно, сидеть в темноте вонючего закоулка в надежде, что попискивающая крыса подойдет на расстояние удара палкой.
Он помнил вкус таких крыс, потрошенных обломком ножа, найденным на свалке, и печенных на горсточке щепок от древесины, выброшенной морем. Если бы Толстый не приметил его однажды на улице… ладно, если бы Альтсин однажды не попытался обокрасть