Ветер над сопками. Егор СамойликЧитать онлайн книгу.
был старше Речкина всего на несколько месяцев, но со своей богатой курчавой шевелюрой и по-мальчишески худой фигурой выглядел моложе своего помощника. Однако, весьма изнуренный за последние дни, он казался теперь гораздо старше своих лет, и, если бы Алексей не знал его прежде, решил бы, что этому лейтенанту под сорок.
Круглов вытер ладонью мокрое лицо, прошелся пальцами по волосам, которые осели от влаги, оправил форму, непременно скользнув ладонью по своей гордости – ордену Красной Звезды, который получил в Финскую войну.
Они горячо обнялись, как старинные друзья. Всего полтора года знакомства, но отдаленный уголок земли, где служба – ежедневная, беспрерывная рутина, в которой так важно твердое товарищеское плечо, сплачивает и роднит людей в рекордно короткие сроки.
– Представляешь, Леша, в этой нынешней суете даже забыл, когда у тебя поезд… Думал, что ты уже на юга упорхнул, а ты вот, здесь!.. Молодец! – устало улыбнулся Круглов, подойдя к рукомойнику, что висел возле входной двери.
– Сегодня ночью на пароходике из Мурманска прибыл… Каких-то четыре дня, а все здесь так поменялось!..
– Война, брат… – звеня рукомойником, ответил Круглов. – Она, проклятая, все меняет и ускоряет… И нововведения быстрее проходят, и жизнь летит!.. У меня так лично ощущение, что ты вчера только уехал!
– А эти себя совсем не жалеют! – по-стариковски сокрушался Аркадий Ваганович перед Алексеем, кивнув на начальника заставы. – Что начальник, что политрук сутками на границе сидят, даже не спят толком!
Старшина был человеком глубоко сердечным. Он с душой подходил к любому порученному делу. Таким же был и в отношениях с людьми. Чуткий, внимательный и отзывчивый. Он в отцы годился своим начальникам и вел себя с ними часто по-отечески. Мог и поругать, и похвалить, и поворчать, забывая подчас про субординацию, но ему, человеку мудрому и умелому, это прощали. Аркадий Ваганович почти полностью избавился от своего кавказского акцента, но в душе оставался горцем и по сей день. Старшина, оставив родную Армению в восемнадцать лет, повидал много на своем пути. И русское «Аркадий» вместо его родного «Арарат» закрепилось за ним не в канцелярских кабинетах и даже не у фабричных станков, а на полях сражений. Прослужив всю свою взрослую жизнь Родине, он не имел постоянного жилья, не скопил богатства. Три войны, три ранения, жена и два сына – вот то, чем, по его словам, наградила его жизнь.
– Политрук на границе остался? – поинтересовался Речкин.
– Да, утром сменю его, – кивнул Круглов, обтирая кисти рук полотенцем, что висело возле рукомойника на обычном гвозде. – Потом смены на троих разобьем. Всяко легче будет…
Часы на стене мерно тикали, напоминая пограничникам о скором приближении ночи и, что гораздо хуже, неминуемом наступлении очередного утра. Но по случаю возвращения Алексея решили все же немного посидеть…
На столе возникла знакомая Речкину бутылка «Cтоличной», которую Круглов прятал для случая