17 писем А. Толкачёва к студентам. А. Н. ТолкачевЧитать онлайн книгу.
в своих садах такой же кислятины – завались, мы лезли в чужие, потому что – нельзя, потому что – опасно.
Мы иногда читали запрещённую литературу не потому, что она хорошая, а потому, что она – запрещённая, опасная.
Когда-то, не успев дочитать один из томов «Архипелага ГУЛаг», я переснял его на фотоплёнку, о чём упоминал выше. Но я не рассказал, что, пересняв, отдал книжку и успокоился. Кучу кассет проэкспонированной фотоплёнки я проявил лишь через несколько лет, когда срок годности плёнки уже истёк. Мне всё же удалось напечатать с плохих негативов страниц 20–30, и я снова успокоился – ведь теперь негативы не погибнут. Когда, наконец, «Архипелаг» появился в продаже, я купил пару томов, но, признаюсь, тоже толком не читал. 31-го июля 2010 года, я, вернувшись после съёмок в менее задымлённый, чем Москва, Переславль-Залесский, купил в гостиничном киоске «В круге первом», который тогда, когда он существовал только в «списках», мы зачитывали до дыр. Интересно, достанет ли у меня сил, желания и досуга прочесть его теперь?
Когда-то был анекдот:
Сидит бабка и что-то печатает на машинке.
– Семёновна! – кричит ей сосед. – Мемуары сочиняешь?
– Да нет, – отвечает она. – Внуку в школе задали прочесть «Муму», а он литературу читает только в списках.
Иногда, читая «литературу в списках», я удивлялся тупости наших властей. Во-первых, литература, подогретая ажиотажем запрета, быстрее и шире распространяется и вызывает больший интерес у народа, всегда неприязненно относящегося к любой власти. Во-вторых, власти своим запретом и гонениями резко поднимают, говоря по-нынешнему, рейтинг автора. В-третьих, даже самые антисоветские, но опубликованные произведения не причинили бы этой власти такого вреда, какой приносили запрещённые. В-четвёртых, – и это едва ли не самая большая, на мой взгляд, ошибка недальновидных цензоров, – часто в список «нерекомендованных к изданию» попадали слабые произведения посредственных авторов, которые впоследствии делали себе на этом имя, числясь в непризнанных гениях и десятилетиями гордо нося «терновый венец великомученика».
Примерно то же самое происходило и с фильмами. «Андрей Рублёв», например, лет 20 пролежавший «на полке», всё равно был многократно просмотрен, изучен и растаскан на цитаты коллегами-кинематографистами. Десятки же других, «многострадальных» лент, вызывали лишь недоумение, когда запрет был снят.
Власти в своём радении о благе народа, по-моему, никогда не отличались умом. Ещё, кажется, Герцен писал о том, как быстро распространился картофель во Франции благодаря умной политике Тюрго, который разослал всему высшему сословию картофель на посев, строго запретив давать его крестьянам. Но тайным указом велел не препятствовать им красть и тоже сажать картошку. За короткое время картофель заполонил всю Францию. (Вот вам ещё конкретный пример, что запретный плод – сладок). В России же заботливые власти доказывали глупым крестьянам преимущества заморского овоща перед всякой там репой и брюквой