Крест поэта. Валентин СорокинЧитать онлайн книгу.
пьяны от шумной бессовестной вакханалии, – да пресечет этот базар великий народ!
И пусть нам светит предупреждающе:
Русь, Русь! И сколько их таких,
Как в решето просеивающих плоть,
Из края в край в твоих просторах шляется?
И:
Я бродил по городам и селам,
Я искал тебя, где ты живешь,
Но со смехом, резвым и веселым,
Часто ты меня манила в рожь.
Вот, кажется, прикатил Сергей Есенин в родное Константинове, в отчий дом. Далеко – богемный мир столицы, ревнивый и злобный туман салонов, кафе, собраний. Русский видом и словом, он вызывал «специфическую» неприязнь к себе у пестрой, нигилистически настроенной публики, где космополитизм беспределен, где жажда денег и славы превыше понятий «друг», «брат», «мать», «Родина»… Вернулся к матери, к сестрам, к яблоням, к лугу:
Наша горница хоть и мала,
Но чиста. Я с собой на досуге…
В этот вечер вся жизнь мне мила,
Как приятная память о друге.
Вернулся, как высвободился, как прояснел и преобразился добротой и светом юности.
* * *
Есть ли где еще такой «простецкий» народ, кроме нашего, русского, позволяющий на протяжении десятков лет «диспутировать»: пил или не пил его гениальный сын – поэт Сергей Есенин? И – более грустные «научные» дискуссии: сколько, мало или много, пил? И – далее: когда – именно и с кем – именно? И – последнее: иссяк его талант или не иссяк?
Уроды. Глухие, горбатые, слепые. Уроды не от природы, а от безнравственной непогоды. Не слышат соловьиный огонь есе-нинской скорби по красоте, по солнцу, по земле и свету. Не замечают его физического атлетизма, его кудеснической освоенности в биографии жизни и в предначертанностях поколений. Не отличают дверного косяка от мирового горизонта. А ведь над мировым непроницаемым горизонтом задержался пророк со свечою. Ну как не увидеть ее?.. Какому не поклониться?
Настоящие физические калеки, глухие, горбатые, слепые – сказочно крепкие, музыкальные, стройные и зоркие существа… А эти – измятые камнями осьминоги, выплюнутые вечной стихией моря на мертвый песок. Защищать поэта перед ними – стучать тонким невестиным перстнем по грязному пятаку свиней, не достучаться…
Прилепился к есенинскому имени обветшалый «литврач» Свадковский и давай зубами скрипеть, мертвый песок пережевывать: Есенин пил, Есенин израсходовался, Есенин «ороговел» нетрезвостью позыва к самоубийству. Есенин, – Свадковский еще уличит, – откалывал, мол, номера! А к чему все «очарование» медика поэзией? К тому – Есенин должен был повеситься…
Правильно. Есенин должен был повеситься, а Свадковский долго и назидательно жить, дабы долбить и в грббу великого сына России? Какое ваше дело, сколько прожил и сколько выпил Есенин? Есенин оставил для нас богатство – не пропить, не пропеть, не проплакать, как, допустим, степь – века пластается и ковылями шумит! А вы? Куда вы?
И догадаться ли вам: такого уровня