Не люби меня осторожно. Рассказы и повести. 1999-2007. Константин ЗарубинЧитать онлайн книгу.
познакомились, она уже через месяц отвела меня на заезжую южнокорейскую пианистку. Та играла что-то из двадцати четырёх частей. Пятница, конец рабочего дня. Я моментально уткнулся подбородком в грудь, и очки сползли. Первые два года Оля меня пихала локтем в бок, стеснялась. Но я натренировался. Стал спать с головой всего лишь чуть-чуть набок и полуприкрытыми глазами, как бы от наслаждения.
В тот день был Чайковский, я точно запомнил. Рояль с оркестром. Только в программке была опечатка: «для струнного оркстра». Мне это очень понравилось. Оркстр. Чешское такое слово. Прст. Я в Чехословакии жил до семи лет, папа был военный. Он иногда учил чешский, чтоб не пить.
Места у нас были на балконе, почти над самым оркестром. Мы опоздали минут на десять, как всегда. Из-за меня, разумеется. Когда сели, я сразу положил руки на колени, расслабился, веки стали смыкаться. Днём было четыре встречи, одна другой противней. На последней вообще разрыв контракта. Но тут я вспомнил про бинокль. Я сразу оживился, достал его из футляра, протёр носовым платком, снял очки, пододвинул стул ближе к перилам и начал разглядывать оркестр. Оля зашипела, зашикала, дёрнула за рукав, но я просто отмахнулся. Сказал, радуйся, что не сплю ещё. Внимаю прекрасному.
Как только я начал смотреть, я сразу же понял, что для моего бинокля настал звёздный час. Я вообще всегда любил людей разглядывать, а музыканты такие смешные, когда играют. А ты смотришь на них, на их лица, близко-близко. Дирижёр был француз, кажется; с круглой блестящей лысиной и вьющимися седыми локонами по сторонам. Он мотал головой и подпрыгивал в особо переломных моментах. Но он как раз был мне не очень интересен. Типичный такой безумный дирижёр, можно просто брать и снимать голливудскую кинокомедию «Безумный дирижёр». Или «Внучка дирижёра». Чтобы в начале он ненавидел всё, что написано после 1900-го года, а потом у него откуда ни возьмись объявляется внучка, вся патлатая, с кольцом в губе, любит группу The Calling, скажем, и прочий американский репертуар радио «Максимум», ненавидит классику, жуёт бубль-гум и рыгает на концерте Шуберта, а потом они понимают друг друга и обогащают друг другу внутренние миры, и в конце группа The Calling обязательно бацает Сороковую симфонию в сопровождении струнного оркстра и с запилами, дедушка самозабвенно дирижирует, внучка плачет в первом ряду, весь зал забит панками и рэпперами, и саундтрек к этой лабуде в течение трёх недель на первом месте в Биллборде, а миллионы американских тинэйджеров целый месяц ходят в футболках Schubert Rocks! и Mozart In Da House.
То есть, ассоциаций много, но разглядывать неинтересно. Поэтому я стал смотреть на самих музыкантов. Самой крайней скрипачке было лет тридцать пять. У неё была пышная причёска, сосредоточенный взгляд и плохо припудренный фонарь под левым глазом. Я подкрутил резкость. Действительно, фонарь. Я даже цокнул языком. Это была тема для совсем другого фильма. Российского. Невесёлого. О душе. В начале она девочка, интеллигентная