Город с названьем Ковров-Самолетов (сборник). Наталья Ильинична АрбузоваЧитать онлайн книгу.
судить, что руководило высшими силами. Но прими, читатель, во вниманье: если двенадцатого присяжного хотели взять именно из России – выбрать было затруднительно. Все совестливое много раз скосили подчистую.
Конечно, и остальной список не обладал окончательной очевидностью, но все же. Обстоятельный Нестреляев вспоминал в деталях подвижничество, заблужденья, разочарования этих пассионариев. Вольтер потратил немалое состоянье на сбор доказательств невиновности всех осужденных и казненных в результате признания под пыткой. Через много лет такой деятельности добился отмены пытки в судопроизводстве. Пастер, уже наполовину парализованный в результате своих опытов, продолжал испытывать на себе разрабатываемые им вакцины. Успел чик в чик довести их до совершенства, они и теперь служат. И все вот так-то. С кем он сидит за одним столом, ну и ну! Что-то масонское было в немногочисленном собранье посвященных, сосредоточенных на предстоящем разбирательстве и словно не замечавших трибун, переполненных остальным, менее дееспособным человечеством.
Гляди-ко, пошли, пошли – сначала обвинители, так их назвал Томас Мор. Этих немного, живых и мертвых – Андрей Сахаров, Александр Солженицын и еще горстка, все наперечет. Те, что схватились с режимом не на жизнь, а на смерть, когда тот еще был и жив и силен. Притихшие трибуны не пытаются их захлопать. Слушают и, похоже, понимают. Дар языков на них сошел, что ли.
Потянулся какой-то антипарад. А, свидетели обвиненья. Дистрофичные, цинготные, с затравленными лицами. Хмурые, жилистые, всевыносящие. Господи, вон мать. Будто сошедшая с той единственной фотографии, у истоков нестреляевской жизни, когда она после трех лет лагерей приехала к отцу в ссылку накануне его второго ареста. Бледная, как полотно, с невидящим, отрешенным взглядом. Ну, взгляни, узнай меня чудом. Нет, не глядит. Исчезла в бесконечной веренице. А что видела этими остекленевшими глазами, суду не сказала. Сыну тоже не сказала, еще без малого семнадцать лет проживши и в одиночку до паспорта его дотянувши. Смятенная нестреляевская мысль самочинно потянулась к ссыльному детству, к скудным воспоминаньям о через силу живущей женщине, с трудом выкраивавшей для него время. Там он витал, и немного было от него толку суду присяжных, пока Томас Мор не постучал персонально ему недремлющим молотком. Нестреляев насильно взбодрился и стал прилежно вникать.
Шли обвиняемые, под конвоем воинов разных времен и народов. Теперь тебе понятно, достойнейший читатель, куда спешил рембрандтовский ночной дозор по темной улице Народного Ополченья. Глянь-ко, Федор, электрик с какой-то из нестреляевских работ, в бабьем сатиновом халате, с козлиной рожей. Должно быть, стукач. Ну погоди, ты нам еще попадешься в этой книге. Дальше еще того хуже. Разговорчивый молодой человек с какой-то другой, давней нестреляевской службы. Внимательный, ох, внимательный слушатель. Как Нестреляева в те времена таскали. Таскали, и пугали, и безуспешно вербовали. А вон под руку две крупные дамы.
Университетские