Борис Сичкин: Я – Буба Касторский. Максим КравчинскийЧитать онлайн книгу.
концерт, и его оставляли. Я из училища не уходил, на все праздники устраивал им концерты с самыми популярными артистами. И только это его спасало от отчисления. Нервы были на пределе.
Переходный возраст у Емельяна продолжался. Я был беспомощен и не знал, что предпринять. В это время я снимался в кинофильме “Человек играет на трубе”. Поэтом в этом музыкальном фильме был Политанский. Когда он узнал о моей трагедии, сказал мне:
– Борис Михайлович, считайте, что вам очень повезло. Я вам помогу. У меня есть друзья – семейная пара врачей и педагогов, которые специализируются на трудновоспитуемых детях. У них вышло семь книг. Они – кандидаты наук и лауреаты государственных премий. Я заказал шикарный ужин в ресторане Дома литераторов, с нетерпением ожидая встречи с этими выдающимися людьми. Сели, выпили, закусили, разговорились. Я подробно рассказывал о Емельяне год за годом и наконец дошел до этого страшного эпизода. Ученый-педагог что-то отмечал в блокноте, кивал головой в сторону жены, которая в ответ улыбалась. Я видел, что они понимают друг друга с полуслова. Я был весел, шутил, надеялся, что скоро мои мучения с любимым сыном кончатся, мы продолжали пить. Поэт Политанский улыбался мне, показывая большой палец. Мол, не беспокойся. Просидев вместе в ресторане часа два, я спросил их:
– Простите, пожалуйста, а у вас дети есть?
– Один сын, – ответила она, а муж заметно помрачнел.
– Сколько ему лет?
– Через месяц будет семнадцать.
Муж не проронил ни слова, налил себе полстакана коньяка и залпом выпил.
– Борис Михайлович, вы затронули очень больную тему, – продолжала она. – Семен Аронович сильно повздорил с сыном. Наш сын Сережа до пятнадцати лет был безукоризненный мальчик. Потом стал нецензурно выражаться, начал нас оскорблять. Когда Семен Аронович делает ему замечание, он обзывает его графоманом и, простите меня, мудаком. А когда я сказала Сереженьке, что стыдно так обзывать отца, он мне ответил: “А ты бы помолчала, – извините, ради Бога, – старая б…дь”. Тут Семен Аронович не сдержался и сказал ему: “Последний раз предупреждаю, Сергей, еще раз услышу, что скажешь маме “старая б…дь”, я тебя выгоню из квартиры“. – “Ты, козел, шестерка, я вас скорее шугану отсюда”. И опять же, конечно, графоман и мудак. Я ему сказала, чтобы он извинился перед отцом, а он опять меня обозвал, ради Бога извините, старой б…дью. Семен Аронович не выдержал и ударил Сережу ладонью по щеке. А Сереженька со всей силы ударил Семена Ароновича в челюсть, и Семен Аронович перелетел через стол, через кровать, и если бы не шкаф, то вылетел бы в окно. Две недели ничего не мог есть.
– Мне и сейчас жевать трудно, – сквозь скрежет зубов ответил Семен Аронович. Жена продолжала свой рассказ:
– Потом Семен Аронович схватил топор и помчался за Сергеем.
– Я его, эту сволочь, все равно зарублю, – подтвердил профессор Семен Аронович, налил себе еще полстакана коньяка, выпил и стал похож налобстера.
– А как же ваш метод, применяемый для трудновоспитуемых? – поинтересовался я.
– Борис