Ильинский волнорез. О человеческом беспокойстве…. Борис АлексеевЧитать онлайн книгу.
Храм – это по сути небо на Земле, райский Эдем. Обустраивать Его по своему разумению нельзя. Надо уметь всматриваться и вслушиваться…
– Красиво говоришь, – перебил Егора Степан, – но твои ля-ля, уж прости нас, дураков, мне профнепригодны. Сколько я ни стой перед пустой стеной, ничего, кроме серой штукатурки, не увижу. Выходит, чуять Божественное присутствие – дело избранных. Так, что ли?
Степан почувствовал внутреннее облегчение, незаметно для себя пересев с крылатого Пегаса на привычного самодовольного конька. Голова перестала кружиться. Ощущение чуда исчезло. Вихрь космического миропорядка вдруг превратился в статичный видеоряд непонятных цветных комиксов.
– Ладно, – Стёпа для приличия ещё раз оглядел свод и, не дожидаясь ответа Егора, начал спускаться.
– Будь осторожен…
Не успел Егор договорить фразу, как услышал грохот и плеск разливающейся жидкости. Он сбежал по ступенькам и увидел Степана, застрявшего в проёме строительных лесов, выпачканного с головы до пят серой краской. Над его головой, на узенькой площадке, покачивалось опрокинутое ведро. Слой густого серого концентрата, посверкивая в свете рампы, медленно стекал по ступенькам за шиворот новоиспеченного «художника». Но самое забавное заключалось в том, что Степан, преодолев испуг, обиду и неловкость положения, широко улыбался и казался совершенно довольным. Егор невольно улыбнулся в ответ Степану:
– С крещением!..
Через полтора часа отмытый и переодетый Степан пил чай в крохотной чайной комнате, выгороженной в трапезной храма гипсокартонной фальшстеною.
– Скажи честно, зачем ты разлил краску? Она денег стоит, – Егор глядел на Степана, невозмутимо расщёлкивающего одну баранку за другой.
– Да как тебе сказать. На меня вдруг такая серость напала! Что же это, думаю, опять меня учат, как школяра. Неправда, нет тут никакого Бога! Вечно мы путаем врождённое правдоискательство и наше неистребимое желание всё, даже собственную жизнь, утвердить у начальства. И так-то меня разобрало. Не-ет, думаю, не отдам я вам мою личную свободу, себе оставлю! С этими словами я вспорхнул, как птица, с лестницы и…
– И приземлился, так сказать, в свободном падении.
– Да, именно так.
– Знаешь, как называется краска, которую ты использовал для крещения?
– У этой бесцветной грязи есть название?
– Есть. Эта краска называется рефть. Запомнил?
– Так я и знал…
– Ничего ты не знал! – рассмеялся Егор. – Эта бесцветная грязь – знатная штука. На ней вся наша живопись держится.
– Что-то вроде глины для человеков?
– Верно! Рефть кладётся под синий цвет, под красный, иногда даже под жёлтый. И если эту «грязь» поварить с охрой, чтоб вышло теплее, или, наоборот, остудить, добавив голубца, – поверь мне, живопись начинает благоухать, как борщ на плите!
– Согласен. Сегодня я Богу проиграл. Ничего!