Сказки о рыбаках и рыбках. Владислав КрапивинЧитать онлайн книгу.
Через весь лагерь!..
– А я… в спальню не пойду. Я там давно уже не сплю.
– А где же спишь? – изумился Валентин.
– В гнезде… Ну, ящик такой фанерный, из-под пианино. На пустыре. Я туда натащил травы и мешков. Чтобы не холодно…
– А почему в спальне-то не ночуешь?!
Сопливик уже оделся и сел на кровати – ноги калачиком. Трогал на колене пятнышки. И, не глядя на Валентина, проговорил тихо:
– Да ну их… То прогоняют, а то… липнут…
– Как… липнут?
– Ну… не знаете, что ли? Лезут в постель, как к девчонке… Ласьен и его дружки…
– Гадство какое!
Ласьен (видимо, от слова «лосьон») был смазливый длинный подросток с тонкой улыбочкой и хорошими манерами. Рядом с ним всегда крутились два-три дружка-адъютанта. Марина искренне считала их положительными личностями и активистами.
– Они часто так… к тем, кто поменьше, – еле слышно объяснил Сопливик.
Валентин выкрикнул в сердцах:
– Столько всякой мерзости!.. А вы! Ну почему вы-то, пацаны, молчите? Не спорите, не сопротивляетесь!
Все так же тихо, но с неожиданной упрямой ноткой Сопливик сказал:
– Я сопротивляюсь… Потому и прогоняют…
– Но почему никто не расскажет взрослым?
– Кому? Марине, что ли? Или Мухобою?
– Не Мухобою, а про Мухобоя! Как он вас…
– Боятся, – рассудительно вздохнул Сопливик.
А Валентин опять ощутил раздражение с оттенком брезгливости. И не сдержал досады:
– Я же не про тебя. А почему другие… Вот даже Митников. Тоже… как барашек на мясокомбинате.
Сопливик не обиделся. Наверно, и не учуял раздражения в свой адрес. Сказал, явно заступаясь за Илюшку:
– Митников-то не Мухобоя боится…
– А кого?
– Характеристики. Каждому ведь в конце смены характеристику пишут.
– Ну и… на кой она ему? В десять-то лет! В туалет с ней только…
– Не-е… Вы не знаете. Он ведь тоже интернатский, мы из одной группы…
– Ну и что?
– А недавно его это… в семью взяли. Молодые тетенька и дяденька, усыновить хотят. После лагеря… А он боится, что если они прочитают плохую характеристику, то передумают.
«Вот оно что…» – Валентин ощутил облегчение оттого, что Илюшкина покорность объяснялась так понятно. Ни при чем здесь ни природная трусость, ни мистика Босха.
– Бредятина какая-то, – проворчал он. – Разве детей любят за характеристики?
– Кого как, – с недетской умудренностью откликнулся Сопливик.
«Тебе, бедняге, никакая характеристика не поможет», – подумал Валентин. Глянул на угловатое, некрасивое личико Сопливика – отмытое, с блестящими глазами, но все равно с печатью детдомовской неприкаянности. И сказал виновато:
– Как же тебя не хватились ни разу, когда ты в своем гнезде ночевал?
– Господи, а кому я нужен, – выдохнул Сопливик, и Валентина резанула эта простодушная горечь.
– Вот что, голубчик! Ни в какое гнездо ты не пойдешь!