Разговор со своими. Татьяна ПравдинаЧитать онлайн книгу.
только одно условие: «Ни я, ни папа никогда не будем в доме у Маркаровых, они к нам – пожалуйста, а мы – никогда». Позже я узнала: в момент нашего романа к маме на работу, то есть к её начальству, приходили из КГБ и интересовались нашей семьёй. Мамин начальник был друг и ей об этом рассказал. Так что она, как всегда, была полностью права.
Мой свекор, Аркадий Моисеевич Маркаров, тбилисский армянин, был следователем. После двадцатого съезда был изгнан из КГБ и отправлен на пенсию. Слава богу, о подробностях его тбилисской деятельности я узнала много позже, но интуитивно испытывала полную к нему неприязнь. Он, естественно, не выносил меня еще больше, но вынужден был терпеть. А я мстила ему, рассказывая антисоветские анекдоты… Свекровь же, Вера Михайловна, полюбила меня и была ласкова и заботлива. И, самое удивительное, не осудила, а даже поняла мой уход от ее сына.
Она поразительно доказала это года через три после развода: пришла к нам домой навещать внучку – Катю. Я была на работе, а в ванной в тазу была замочена для стирки Зямина пижама. Она ее выстирала, а кроме того, зная, что мы обожаем грузинскую еду, приготовила сациви.
Я прорыдала девять лет замужней жизни: Эдик был патологически ревнив. И я, будучи до идиотизма верной и порядочной, пребывала в постоянном состоянии доказывания этой верности. Все это любовь подтачивает, и когда на десятом году нашей жизни я была в очередной раз оскорблена и унижена, совершенно мгновенно и шоково я объявила мужу, что никогда ему не изменяла, но с сегодняшнего дня ощущаю себя свободной, его не люблю и женой ему больше никогда не буду. Он не понял, что наступил предел, и, надеясь, что все рассосется, не уходил под предлогом, что «некуда». Так и длилось. Поэтому, уезжая с театром, я была совершенно свободной, как в ранней молодости, от любви и влюбленности, как говорится, «готовенькой».
Эдуард Маркаров. «Понятно же, что влюбилась!»
Во время гастролей на глазах всей группы Гердт оказывал мне совершенно определенное внимание, за что даже поимел разговор с «сорок первым» (так называли сопровождавшего гастроли театра кагэбэшника – в группе обычно бывало сорок человек). Это был скорее выговор с угрозой, на который Зиновий Ефимович смело и решительно сказал: «Не ваше дело».
Во всех странах, где гастролировал театр, – в Египте, Сирии и Ливане – работали знавшие меня по институту арабисты. Естественно, забирали меня в мое свободное время (и, конечно, с радостью и Гердта) и возили по разным интересным местам: поздно вечером, когда нет туристов, к сфинксу и пирамидам, в модный огромный ресторан «Сахара-сити» в пустыне, ресторан на яхте короля Фарука… По инструкциям, полученным нами еще перед отъездом, ни Зяма, ни тем более я не имели права ходить в эти «злачные» места. Совершенно осмелевший Гердт, когда мы танцевали на этой яхте в приглушенном свете под музыку пианиста, тихо наигрывавшего La vie en Rose, говорил: «Я в последний раз за границей, вы в первый и последний, плюньте!» (мы были тогда еще на «вы»). Он абсолютно закусил удила, ни на кого не оглядывался,