Работорговцы. Черный пролетарий. Юрий ГаврюченковЧитать онлайн книгу.
но не всемогущий и не всеведущий, типа Ленина, Гэндальфа, Христа. По каким-то причинам, например, из-за козней врагов или самопожертвования, он гибнет. Но он бог и будет жить вечно, поэтому обязательно воскреснет, получив за подвиг всенародное признание, лэвэл ап или ещё какой бонус, а то и всё вместе.
– Возрождающийся бог, как вынырнувший из пучины басурманской реки Чапаев!
– Возможна история героя, который становится богом, – согласился раб. – Когда он умирает, он ещё не ведает о своём бессмертии и ведёт себя как человек, то есть боится и терзается. Зато, воскреснув, осознаёт, что вечен, и может впасть в беспредел. Эта история любима быдлом, ибо вселяет иллюзию надежды на улучшение жизни в будущем, на светлые перспективы, ради которых они сейчас влачат жалкое существование и готовы прозябать вечно.
– Шведы поклоняются Одину, Тору и другим покровителям, но они не боги. Они смертны и погибнут в Рагнарёк, когда из морской пучины вынырнет проснувшийся Ктулху и захавает их всех. Но вот Иисус будет жить вечно, потому что он бог. И Ленин будет жить, и кое-кто из поражённых радиацией манагеров.
– Прошаренных и динамичных, типа Бандуриной.
– Слышал о ней. Похоже, её ничем не истребить, – кивнул раб. – Бандурину смогли погрузить в сон, как Ктулху, но потом её кто-то разбудил, как когда-то разбудили Герцена. И теперь в Москве настал Рагнарёк местного значения.
Бард набрал в грудь воздуха, то ли собираясь покаяться, то ли похвастаться своей причастностью к пробуждению Дазпрапермы Бандуриной, но тут Щавель выступил из темноты и вошёл в загон к рабам, прервав сеанс разоблачения.
– Ступай, – прогнал он барда.
Не успевший ляпнуть лишку, Филипп захлопнул пасть и умёлся. Рабы притихли. Расселись вдоль стены, опустили глаза. Щавель стоял недвижно, рассматривал грамотея, как диковинное насекомое, а тот на всякий случай тоже потупился. Обозники рассказывали о командире жуткие вещи.
Заслышав тишину, из пустого денника выскочил дежурный раболов.
– Отопри этого, – кинул Щавель.
Обозник достал ключи, открыл замочек на конце цепи, продёрнутой через кольцо в ошейнике учёного раба.
– Иди за мной, – приказал Щавель.
За воротами конюшни сгустились сиреневые сумерки. На крыльце постоялого двора кучковались ратники, багровели огоньки самокруток, доносился ржач.
– Вы с Филиппом о чём сейчас говорили? – слушая спор высокоучёных людей, Щавель только головой качал, признавая их обширную и столь же бесполезную мудрость.
– Консультировал его по основам литературного мастерства, – бесхитростно и с развязной эльфийской небрежностью выдал раб. – Филипп интересовался базовыми сюжетами, я выдал ему борхесовскую четвёрку гомеровской классики. На ней основные сюжеты не исчерпываются, но начинающему автору хватит пищи для размышлений. Хорошо, если продвинется дальше, а то многие на первом шаге и застревают, принимая шутку Борхеса за аксиому и следуя этим четырём сюжетам всю оставшуюся жизнь.
– Ты