Актеры затонувшего театра. Екатерина ОстровскаяЧитать онлайн книгу.
с подносом.
Вера оглядела зал: помимо уже знакомых ей Холмского, Скаудера и Тани, теперь подающей закуски, здесь присутствовали еще одна молодая актриса – та самая, что танцевала румбу, ее партнер по танцу, парочка молодых изящных парней и один крепкий парень, мало похожий на артиста. Кроме того, за одним из столиков сидел немолодой мужчина с печальным лицом. Вероятно, это был Борис Адамович Ручьев – приятель Волкова и Козленкова, бывший режиссер театра «Ручеек». Очевидно, ссора друзей сильно огорчила его.
Холмский поднес ведерко со льдом, из которого торчали два горлышка шампанского.
– А почему так мало? – удивился Софьин. – Разве артисты не заслужили по бокальчику.
– Так мы вовсе не пьем, ни капельки, – объяснил молодой человек и обернулся в сторону Гилберта Яновича. – Не знаю только, что это на Федора Андреевича с Козленковым нашло!
– Но мы с ними разберемся, – заверил спонсора Гибель Эскадры.
И тут же решил самолично откупорить одну из бутылок, взял ее в руки.
В этот самый момент в зал с воплем ворвался Козленков. Пиджака на нем не было, распахнутая белая рубашка в каких-то пятнах сбоку вылезла из-под ремня.
Он рухнул на колени и закричал:
– Хватайте меня! Вяжите! Казните за преступление! Я убил его!
И швырнул на пол большой охотничий нож. Нож покатился и остановился около стола, едва не ударившись в ноги Скаудера. В огромном зале повисло молчание.
– Кого ты убил? – тихо спросил Гилберт Янович.
– Друга своего лучшего! Федьку Волкова я зарезал!
– Ах! – вскрикнула Танечка Хорошавина и выронила на пол пустой поднос.
Холмский на всякий случай отскочил подальше.
А Козленков снова закричал:
– Вяжите меня! Хватайте! Нет мне прощения! – Он согнулся пополам и ударил лбом об пол. – Нет прощения мне! Ни перед людьми, ни перед богом! Я же дружбу свою собственной рукой… Ножом прямо в сердце!
Первым пришел в себя Борис Адамович Ручьев, он бросился к распластавшемуся на полу Козленкову.
– Леша, что ты говоришь такое?! За что ты его?
– А чего он меня бездарем называет! – всхлипнул Козленков. – А еще Иванушкой-дурачком на пенсии обозвал. Ты бы стал такое терпеть?
Козленков, опираясь на руку Бориса Адамовича, выпрямился и повторил:
– Ты бы вынес такое? А ведь он и про тебя сочинял! Забыл, как он тебя унизил? Такое тоже не прощается! – И он начал декламировать:
Журчит в канаве придорожный…
Я думал, там ручей бежит,
А глянул сам: нет, невозможно –
Борис Адамыч там лежит.
Прочитав эпиграмму с выражением, Козленков, казалось, успокоился. Он выдохнул и произнес негромко:
– Ну ладно, жизнь моя кончилась. Но ведь я за всех за вас, ребята, отомстил! За вас, невинные вы мои братья и сестры! Я даже за уважаемого Гилберта Яновича отомстил! Этот гад, мой лучший друг, покойный ныне, ведь и на него пасквиль состряпал. Ведь помните, как вы все хохотали в своих гримерках!
Эскадра