Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни. Нина СпадаЧитать онлайн книгу.
радовалась, наблюдая за их нежностями. Думала: «Может быть, теперь Максим все понял, осознал и действительно все исправит?» Ведь «все течет, все изменяется», как справедливо сказал древний философ Гераклит.
Несмотря на прежнее глубокое разочарование, во мне теплилась эта надежда. Всегда хочется верить в лучшее.
Так прошло три или четыре месяца.
И тут вдруг Максим перестал приезжать к дочери и помогать ей материально. Как-то позвонил, сказал, что устал жить у мамы. Поэтому решил переехать «на время» к какой-то знакомой женщине. «По-дружески», как он объяснил мне. Оставил номер телефона.
– Звони, если что! – предложил Максим и снова «растворился в воздухе».
Вестей от него больше не было. Я подождала месяца два и затем позвонила по указанному номеру. Максим снял трубку сам.
– Макс, у тебя все в порядке? Алинка постоянно спрашивает о тебе, ждет… Пожалуйста, не забывай ее!
Он пообещал приехать, но больше не приехал и не позвонил. Только теперь мне было гораздо труднее это пережить – дочка по десять раз на дню спрашивала: «Где папа? Когда придет?» Я терялась, не зная, что ей ответить, как объяснить эту ситуацию маленькому ребенку.
Хоть я и очень переживала из-за того, что Максим перестал общаться с дочкой, но звонить ему, «доставать» не считала для себя возможным. Как, да и зачем принуждать человека, если он не хочет видеть собственного ребенка?
С двухлетним днем рождения папа Алинку не поздравил – по-видимому не вспомнил.
А сразу после своего праздника дочка заболела – острый пиелонефрит. К вечеру температуру зашкалило за сорок. Мои родители и я сама были в сильной панике. Мама постоянно плакала, предвещая мне, по своей привычке, осложнения, что еще больше увеличивало мой стресс. Конечно, мне очень хотелось посоветоваться с Максимом, но, подумав, я не решилась беспокоить его и его подругу в позднее время. Вызвали «Скорую».
По решению прибывшего врача Алинку отвезли в ближайшую больницу.
Мы ехали в «Скорой», я держала дочкины кукольные ручки в своих и молилась о том, чтобы ей повезло, чтобы она попала в «хорошие руки». Меня сверлила тревожная мысль: «Окажется ли больница хорошей?» Уверенности в этом не было.
В то время московские больницы, даже детские, оставляли желать лучшего. Про периферию лучше и не говорить. Грязь, запущенность, антисанитария, небрежное отношение к пациентам. Крошечные зарплаты медперсонала часто определяли их отношение к пациентам. Про клятву Гиппократа вспоминал, к сожалению, далеко не каждый врач. Медсестер и санитарок не хватало. Но существовали, конечно, и ответственные врачи и медперсонал – люди, преданные своему делу, которые не считались со временем и усталостью, которым хотелось поклониться в ноги.
Был уже поздний вечер. Персонала в больнице почти не оказалось. Алинку приняли в приемном покое, разлучив нас. Мне не разрешили остаться с дочкой на ночь. С тяжелым сердцем пришлось передать ее нянечке и уехать домой.
Наутро я приехала в больницу спозаранок, и то, что я увидела,