Я – сыроед, или «Сыр» не всегда сыр. Константин КостенкоЧитать онлайн книгу.
давление и гипертоническая болезнь. Всё это было выявлено терапевтом. И это у совсем ещё молодого парня, которому не исполнился тридцатник! Кстати, именно тогда врачом мне было категорически не рекомендовано заниматься какими-либо физическими упражнениями. Покой и ещё раз покой. Так было сказано.
И я, как умный Вася, первое время послушно этому следовал. Но поскольку мигрени всё равно до конца не отпускали, в конце концов я на это дело плюнул и вновь взялся за пробежки по утрам. И вы знаете, стало лучше. От утреннего прохладного воздуха, который вдыхаешь, нарезая стадионные метры, прочистились лёгкие, сосуды… Исчезла отдышка, плавно забилось сердце… Наладилось давление, и у головных болей установился более-менее чёткий график: раз в две недели я вполне мог их потерпеть.
Вот тогда-то к рекомендациям врачей я стал относиться более скептически. Не хочу сказать, что это какие-то злокозненные люди. Наверняка среди них немало тех, кто искренне желает нам помочь. Но вот беда ― все они учились в одних и тех же институтах. И чему там учат? Видимо, тому, что больного, как ребёнка или калеку, нужно уложить в постель и пичкать медикаментами. Если и заходит речь о профилактике заболеваний, то делается это впроброс, нерешительно. Хотя, вы знаете, удивляться нечему: ведь мы, пациенты, тоже хороши. Помню, одна врачиха жаловалась мне на мужчину, которому только-только сделали шунтирование сердца. Она ему: «Вам надо ограничить в своём питании жирное и солёное. Пиво пьёте?» ― «Ага, ― отвечает, ― иногда. Чтобы расслабиться». ― «Придётся бросить». Взрыв возмущения: «Вы что, хотите посадить меня на манную кашу?!» Вот такие диалоги порой происходят во врачебных кабинетах. Так что дело, видимо, не только во врачах.
Забыл сказать ещё об одной профилактической мере, к которой я в то время прибегал: режим сна и бодрствования. Держать себя приходилось в строгости, как монаху. Подъём, допустим, в 5, отход ко сну в 22. Улечься спать ― ещё туда-сюда. Здесь я мог позволить себе небольшие отклонения: плюс-минус минут пятнадцать. Но с подъёмом шутить было чревато. Стоило, допустим, зимой вскочить с кровати не сразу, но понежиться, полежать под тёпленьким одеяльцем, как тут же наползала дремота, и я мог повторно закемарить. А после этого ― перепад внутричерепного давления и, как печальное следствие, мигрень. Точно также опасно было дать сморить себя сну средь бела дня. Сидишь, например, читаешь или глазеешь в телек, и вот твой нос уже клюёт воздух. И снова дремота, перепад давления и к вечеру голова наполняется свинцом. С одной стороны, всё это ужасно муторно ― подскакивать как Ванька-встанька в одно и то же время и бесконечно бороться со сном, ― но с другой… Я, наверное, в какой-то мере должен быть благодарен своей проблеме: именно из-за головных болей я приучил себя вставать рано и вовремя. Теперь это уже привычка. И снова повторюсь: не всё, что вываливает на нас судьба, несёт непременно негативный смысл. Наши трудности (я не беру крайние случаи), если правильно к ним подойти, воспитывают нас.
Выше я сравнил свою