Геносказка (сборник). Константин СоловьевЧитать онлайн книгу.
разум выключится, он это чувствовал. Гибельный яд пропитал все тело и забрался в каждую клетку. Единственное, от чего Гензель ощущал удовлетворение, – предвкушение того, как геноведьма разозлится, услышав отказ. Возможно, единственное, что он захватит с собой в темноту, будет выражение ярости на ее безупречном лице. И гордость за сестру.
– Глупые дети, – сказала геноведьма мягко, почти ласково. – Вы думали, что можно вломиться в дом геноведьмы, отъесть от него кусок и уйти как ни в чем не бывало? Какая удивительная наглость. Неужели вы не знали, что гости геноведьмы уходят, когда она этого захочет, а не когда им вздумается? Вы слишком ценны, чтобы умереть в каком-нибудь овраге. Даже сами не подозреваете, насколько ценны. Особенно ты, Гретель. У нас с тобой разный генокод и фенотип, но ты не представляешь, до чего мы внутренне похожи. В нас с тобой куда больше общего, чем у тебя с твоим братом. Там, куда вел тебя он, ты никогда не добилась бы ничего стоящего. Бастард, квартерон, городская чернь, пожива для Мачехи… Там, куда отведу тебя я, ты станешь хозяйкой геномагии, повелительницей плоти, властительницей тел и душ. Хочешь ли ты идти со мной дальше, Гретель? Хочешь творить настоящие чудеса?
– Да, – сказала Гретель, подбородок ее дернулся, но глаза смотрели уверенно и спокойно. – Хочу.
Гензель перестал сопротивляться. Позволил теплым и тяжелым волнам нести его тело в любом направлении. И в следующий миг волны накрыли его с головой, задавив и размыв все остававшиеся мысли.
Он даже не представлял, насколько медленно тянется время, если не видишь солнца. В Железный лес солнечный свет пробирался лишь в виде крохотных капель, словно ему приходилось с величайшим трудом просачиваться сквозь грубую, как дратва, листву. Но и там всегда можно было понять, когда вокруг царит день, а когда ночь. В новом обиталище Гензеля невозможно было определить даже этого.
Тут не было окон, даже крошечных, со всех сторон его окружала бугрящаяся плоть, покрытая скользкими жировыми отложениями. Эта плоть жила, шевелилась, в ее недрах текли тысячи неизвестных ему процессов, что можно было ощутить, стоило лишь приложить к ней руку. Но Гензель, напротив, старался держать руки подальше от этой массы – теплая, немного липкая, она была неприятна и вызывала ощущение, что он запустил пальцы в чью-то свежую рану.
Камера его была небольшой, можно пересечь в пять коротких шагов. Но это было именно камерой, в чем он не сомневался с того самого момента, как очнулся здесь. Она не похожа была на камеры Мачехи, подземные бетонные казематы, источающие вонь разложения, мочи, ржавчины и плесени. Даже своей формой, неправильной, лишенной симметрии, она отличалась от них. Но Гензель не питал иллюзий. Здесь не было мебели, лишь сливное отверстие, забранное плотной и твердой органической мембраной, да узкий проход, закрытый решеткой.
Решетку эту Гензель изучил первым же делом – самая настоящая кость. Ну разумеется, что же еще может использовать геноведьма