Космическая тетушка. Елена ХаецкаяЧитать онлайн книгу.
надумаешь, скажи.
– Я уже сказала – нет. Я старая дева. Хочу бездельничать.
– А, – молвил отец. – Я велю, чтобы тебе приготовили комнаты. Прислугу дать?
– Если не жалко.
– Не жалко.
– Я ведь бить буду, – предупредила Бугго.
– А мне не жалко, – повторил отец. – Бей себе на здоровье.
– Скажи, брат, – спросила Бугго, – моя старая комната свободна? Та, детская?
– Не знаю.
А я знал. Там обитали трое или четверо приживал, такие вздорные и пьяные, что невозможно было даже разобрать: мужского или женского они пола. Кажется, один из них приходился племянником (или племянницей) заслуженного сотрудника отцовской корпорации, к тому времени уже умершего, а прочие завелись от первого сами собою, едва он только свил тряпичное гнездо в бывшей теткиной детской. Следует отдать должное подобной породе людей: обычно они ничего не разрушают и не ломают (почему, как установлено было чуть позднее, и все теткины куклы, дневники и веера оказались на прежнем месте, кроме одного перламутрового, проданного приживалами в критическую минуту с целью покупки штофа), но только привносят свое и почти исключительно своим и пользуются. Поэтому после скорбного исхода всей шайки комната почти сразу обрела первоначальный вид. Вместе с приживалами, как казалось, ушел и запах их, и даже весь мусор, кроме прилипшего, но и тот словно бы рвался отлепиться и устремиться вслед за господами, кои некогда призвали его из небытия к бытию.
Таким образом, тетя Бугго водворилась в свои владения почти мгновенно. Принесли чистое белье, набрали платьев – со шнурами, пряжками и металлическими розами на плечах – моды трех последних сезонов; а кроме того, доставили тетрадь в сафьяновом переплете и несколько перьев, поскольку тетя объявила о намерении писать.
Обиталище тети Бугго располагалось между моей комнатой и покойчиками трех моих сестер – Одило, Марцероло и Кнойзо. Все три были уже барышни и со мною почти не водились. В те годы я считал их задаваками и пустыми созданиями; на самом деле они были добры, смешливы и хороши собой, даже Одило, самая старшая, обладательница фамильного носа.
Наш брат Гатта жил чуть в стороне, рядом с кладовкой, чтобы болтовня обитающих по соседству не мешала ему читать, размышлять и молиться. Я помню Гатту задумчивым, немного грустным, а иногда – грозным. Он представлялся мне чем-то вроде Ангела – так я к нему и относился.
К семейному обеду тетя Бугго спустилась, облаченная в просторное платье с множеством свисающих отовсюду длинных золотых и серебряных лент. При каждом причудливом шаге Бугго (а у нее, как я вскоре установил, было пять различных способов хромать) эти ленты извивались, как будто переговаривались между собой или неодобрительно отскакивали друг от друга в разные стороны.
Дед уже сидел за столом, когда она явилась, и с интересом разглядывал соус. Он всегда так делал, пытаясь угадать ингредиенты, поскольку считал себя великим химиком. Завидев Бугго, он сперва замер, а потом вдруг закричал:
– Первенец!