Игра колибри. Аджони РасЧитать онлайн книгу.
я собирался заняться домашними делами. Накопилась стирка, недовольно урчал опустевший холодильник, и дом буквально молил о генеральной уборке. Я уже привык жить как холостяк и не задавал риторический вопрос, откуда появляется в туалете бумага, но процесс стирки и глажки до сих пор вызывал внутри чувство мужского протеста. А самые трудоемкие и неприятные задачи на потом лучше не оставлять.
Стиральная машинка, радостно звеня забытой в кармане мелочью, начала разбег, и я с чистой совестью отправился в ближайший супермаркет пополнить запасы. Не хотелось заниматься этим в субботу, а на выходных я решил готовить исключительно на огне, а для этого ветчина не подойдет.
Оставался еще один нерешенный вопрос, а если говорить точнее, решенный не так, как мне бы того хотелось. Бывшие хозяева дома сушили вещи в специальной каморке рядом с прачечной, я же решил сделать все иначе. Во-первых, белье будет сушиться на заднем дворе, а значит, надо обзавестись парой складных сушилок: натягивать веревки и покупать прищепки не хотелось. А во-вторых, я собирался найти того, кто будет гладить мне белье за разумное вознаграждение.
Это решало проблему и позволяло сэкономить как минимум три часа законных выходных. Сушилки я нашел в хозяйственном отделе, по семьдесят три доллара за каждую, а со вторым вопросом обратился к местной газете Пасадены и к студенческому форуму, где писали объявления те, кто хотел найти подработку. Пока ехал домой, набрал первый попавшийся номер из городской газеты, и милый женский голос с мексиканским акцентом объяснил, что за каждый фунт (триста семьдесят грамм) постиранного белья мне придется выложить около пяти долларов. В пересчете на время это выглядело как тридцать долларов в час, или – ввиду моих скромных потребностей – не больше сотни в месяц, не считая постельного белья и чаевых.
Когда с домашними делами было покончено и последний пакет с мусором отправился на крыльцо, я сделал стакан апельсинового сока на ручной соковыжималке и уселся в библиотеке на втором этаже, окна которой выходили на юг, так что был виден задний двор Алисы, с бассейном и зоной отдыха. Я листал книгу Пелевина «Любовь к трем цукербринам», пытаясь осмыслить его умозаключения и метафизический подтекст, когда краем глаза заметил движение за окном.
Это была она. «Сердце, как непослушный имплант», вспомнились мне слова, услышанные на одной из русских радиоволн, екнуло и сжалось, будто собиралось с минуты на минуту разорвать клетку из ребер и вырваться наружу. Опять, это случилось опять. Каждый раз, когда я видел Алису, этот непослушный имплант тут же начинал бунтовать, словно пытался донести до меня очевидную мысль: «Тебе надо быть с ней». Причем пока я был увлечен работой или резьбой по дереву, щемящее и тоскливое чувство, что некогда целое принудительно разделили и теперь две половинки тянутся друг к другу, исчезало. Но как только я видел ее, это чувство, это понимание возвращалось вновь.
Не отдавая себе отчета, словно во сне, я отложил книгу и, приблизившись