Уйти красиво. Удивительные похоронные обряды разных стран. Кейтлин ДаутиЧитать онлайн книгу.
умершего в новые бобровые шкуры. «Не это ли достойный и вдохновляющий пример для христиан?» – вопрошал Бребёф. Такие же чувства вызвала у него церемония захоронения у погребальной ямы, когда тела были покрыты песком и корой, – он был тронут такой «фабрикой милосердия».
Я уверена: в тот момент, стоя на краю ямы, Бребёф был впечатлен посмертными ритуалами племени вендатов. Однако и это не повлияло на его пламенную надежду, что их «глупые и бесполезные» обычаи и церемонии будут искоренены и на смену им придут христианские, «священные» ритуалы.
Стоит упомянуть, что туземные племена Канады вовсе не были открыты чужим традициям, которые привез им Бребёф. Историк Эрик Симан отмечает, что коренные народы и европейцы часто обнаруживали «ужасающие странности» в культурах друг друга. Как можно было ожидать от вендатов веры в якобы благородные цели французских католиков, когда те открыто признавались в каннибализме, заявляя, что поглощают плоть и кровь (ни много ни мало самого Бога!) во время обряда, называемого «причастие»?
Поскольку религия – источник множества погребальных ритуалов, мы часто ссылаемся на свою веру, чтобы отвергнуть обычаи других. Совсем недавно, в 1965 году, Джеймс У. Фрейзер в книге «Кремация – по-христиански ли это?» (ответ: нет) написал, что кремация – «варварское действо» и «пособничество в преступлении». Для достойного христианина «омерзительно даже подумать о теле друга, с которым обращаются словно с ростбифом, запекаемым в духовке, со всеми этими вытекающими жирами и шипящими тканями».
Я пришла к выводу, что преимущество погребальных обычаев основывается не на математике (например, «варварский поступок на 36,7 %»), а на эмоциях и вере в исключительное достоинство своей собственной культуры. Это означает, что мы считаем погребальные традиции дикими, только если они не совпадают с нашими.
В мой последний день в Белизе Лусиано повел меня на кладбище, где покоились его предки (включая украденную бабушку). Кладбище состояло из наземных бетонных склепов. За некоторыми присматривали, другие обветшали. Один крест, опрокинутый на траву, был обмотан женским бельем. На двух склепах виднелись надписи черной краской «Земля Газы» и «Покайся во всем, мужик».
В самом дальнем углу кладбища, под деревом, в одном из бетонных склепов покоились предки Лусиано – в гробах, сложенных друг на друга.
– Моя бабушка хотела не быть похороненной в цементе, а упокоиться в земле, прах к праху. Но ты ведь знаешь, как это бывает…
Лусиано заботливо смел опавшие листья с крыши склепа.
Больше всего меня поразило то, что Лусиано участвовал во всем, что происходило с телом его бабушки. Начиная с кражи из больницы, поминок, во время которых семья пила ром и играла песни в жанре ранчера (бабушкины любимые), и заканчивая уходом за ее склепом все эти годы.
Сравните это с западной погребальной индустрией, вынуждающей скорбящих бесцельно брести