О-О. Алекс ТарнЧитать онлайн книгу.
да, – подтвердил он не без некоторого мстительного удовольствия, – живу я тут. А вот тебя каким ветром сюда занесло?
Боаз важно подвигал туда-сюда тяжелыми челюстями.
– Дела, братан. Я теперь на больших людей работаю. Тебе травка нужна? Или колеса? Есть всякое, могу показать…
Он похлопал себя по карману.
– Понятно… – протянул Цахи и скептически покачал головой. – Не обижайся, братан, но тут тебе не светит.
– Почему это? Что, у вас – марсиане живут? Не зашаривают?
Цахи снова улыбнулся. Когда-то Боаз учил его уму-разуму, теперь настало время вернуть должок. Здешний район жил по другим законам, отличным от иерухамского бандитского беспредела.
– Зашаривают, отчего же. Только с таким, как ты, да еще и в таком видном месте никто заводиться не станет. Тут у своих покупают, тихо-мирно, без лишних глаз.
– А я, значит, рылом не вышел?
– Точно, не вышел, – рассмеялся Цахи. – Помнишь, как ты мне в интернате говорил: «Посмотри на себя в зеркало, урод»? Вот и я тебе сейчас то же самое скажу. Посмотри на себя, а потом на этих чистеньких-беленьких. Кто тут к тебе подойдет, братан? Разве что я, по старой дружбе…
Последнюю фразу он произнес в шутку, без какой-либо задней мысли, но иерухамец запомнил и позвонил через неделю. В квартире Голанов кипела подготовка к очередному протестному маршу, и Цахи, сидя у себя комнате, угрюмо выводил кистью крупное черное слово «Долой!».
– Ты обещал помочь, – сказал Боаз.
– Я? – поразился Цахи. – Когда?
Боаз молча сопел в трубку. Он никогда не отличался многословностью. Рот дан человеку не для болтовни, а челюсти тем лучше держат удар, чем они тяжелее. Цахи вспомнил покатый, исчезающе малый лоб приятеля и улыбнулся.
– Ты не так меня понял, братан.
Боаз шмыгнул носом.
– Так. Ты ведь свой, интернатский. Не Беверли-хилз какой-нибудь. Короче, выходи сейчас, встречаемся в скверике у школы. Кое-кто познакомиться хочет.
Не дожидаясь ответа, он отсоединился, а Цахи отложил телефон и еще долго сидел, глядя на свои перепачканные краской руки. Из-за закрытой двери доносились голоса материнских подруг, фальшивый хохоток, громкие восклицания, возмещающие недостаток искренности силой звука и преувеличенностью интонации. Ложь звучала в каждом их слове, дышала в каждом их вдохе; они сочились ложью, как вонючие губки – грязью, они пятнали ложью все, к чему прикасались… Вот и у него на руках – не краска, а грязь, фальшь, ложь… Наследник, преемник, Ицхак…
Он почувствовал внезапный приступ тошноты и выскочил в коридор. Туалет оказался занят, обе ванные тоже; расталкивая патлатых теток и гладеньких очкариков, Цахи проскочил через устланную транспарантами гостиную в кухню и с разбегу вывалил свое отвращение в раковину. Блевотина – вот что было единственно правдивым в этом насквозь фальшивом дерьме… За спиной воцарилось молчание; Цахи вытер рот и обернулся – все присутствующие