Скажи, что будешь помнить. Кэти МакгэрриЧитать онлайн книгу.
а он именно такой, – то в моем присутствии от предложения перекусить он мог и отказаться.
Доминик и Келлен наблюдают за нами с улицы. Готов ли я снова играть музыку с Домиником? Музыка, аккорды, струны, мелодии – вот что объединяло и связывало нас, но как будет теперь? Не знаю. И не буду знать, пока он не расскажет правду о случившемся в тот вечер – даже если вся правда это только объяснение, почему он ушел тогда и оставил меня одного. Пока он не поблагодарит меня за то, чем я пожертвовал ради него. Доминик ждет, что я приглашу его, но я не приглашаю и вместо этого поворачиваюсь и иду к гаражу.
Гараж – не место для парковки. Машина не заезжала сюда уже много лет. То, что находится здесь, священнее любой церкви, порог которой я переступал.
Я отпираю замок, поворачиваю ручку и толкаю плечом старенькую дверь. Щелкаю выключателем, и рабочий свет вверху моргает, потрескивает и загорается. В нос ударяет запах пыли, плесени и машинного масла. Знакомая смесь. На секунду я закрываю глаза.
Передо мной гитарные стойки, шнуры, усилители, колонки, синтезатор, пианино и футляры с гитарами – электрической, басовой, акустической и… чего здесь только нет.
У задней стены, накрытое брезентом, то единственное место, где я ощущаю себя собой. Роднее, чем дом, комната или даже кровать. За барабанами я как будто обретаю крылья, я лечу, я свободен. Во всех прочих местах я чувствую себя змеей, постоянно пытающейся сбросить мертвую кожу.
Откидываю брезент, и в воздух поднимается облако пыли. Теснится грудь. В последний раз я видел установку после концерта. Я все собрал, а потом уложил в грузовичок Эксла. Вообще-то это его работа. Только он не пожалел бы времени, чтобы отыскать ее и привезти. Только он поставил бы ее сюда и так заботливо укрыл. В горле першит, и я тру ладонью лицо.
Последние слова, которыми мы обменялись перед арестом, были брошены в гневе. Я злился на него. Он злился на меня. Я был глупцом, он оказался прав. Я считал себя умнее и не стал даже слушать.
Наша группа много разъезжала. Мы становились чем-то вроде местных знаменитостей. Нас узнавали в штате. Наши поклонники появлялись уже по всей стране. Слава раздувала самомнение. Я вел себя так, как и должна была, по моему мнению, вести себя рок-звезда.
Та, последняя наша ссора случилась из-за того, что Эксл попытался сказать, что я зазвездился, а я ответил, что он просто завидует. Вспоминаю, и мне становится тошно. Как будто я был кем-то, кому стоило завидовать. Сколько сказано и сделано такого, что хотелось бы взять назад.
На стуле лежат палочки, и пальцы чешутся от желания взять их и… Но что это скажет обо мне самом? Что я слаб? Что возвращаюсь на дорогу, идти по которой больше не желаю? На месте ударника я чувствовал себя богом. Сидя за барабанами, я постоянно выбирал не то, что следовало бы. Но при мысли о звуке, об игре через меня проходит волна возбуждения, намного более сильного, чем то, что дает алкоголь.
Я провожу пальцем по тарелке, осторожно и медленно, чтобы не звякнуло. Гладкая, но не новая, холодная, но теплеющая от прикосновения. Представляю звон от удара и ощущаю внутри себя дуновение ветерка.
– Сыграй, –