Музыка ночи. Джон КонноллиЧитать онлайн книгу.
поминают имя Божье всуе – она вслух, он про себя, – в то время как к ним держат путь особы из Ватикана. Впрочем, не то чтобы кто-нибудь это почувствовал. Не радар же у священников в головах, чтобы ощутить каждое нарушение церковных заповедей. Хотя отец Делани вполне может представлять исключение: иной раз ест тебя взглядом прямо-таки до самого нутра и знает каждый голос, что доносится из темноты исповедальни. Потому, наверное, люди и пытаются свои грешки утаивать. Исключение составляет Рождество, когда тянет облегчить душу. Но и тогда те, кто поумней, самые скверные свои деяния прячут за расхожим «в этих и всех других моих грехах я искренне раскаиваюсь». Получается, что и на исповедь сходил, и пастыря оставил довольным, хотя кое-какие грешки вроде лжи, сквернословия или похотливых мыслей утаил, не выставил напоказ.
Он поглядел на часы над камином. Начало десятого. Дочь ушла спать пораньше, сказав, что ей надо отдохнуть и приготовиться к грядущему дню. Вид у нее был вполне спокойный, правда, за ужином сидела притихшая и ела без аппетита. Он спросил, все ли в порядке, а она кивнула, хотя глаза ее были сумрачными и тоскливыми. Впрочем, с ней нередко такое бывает, с той самой поры, как в ней стал проявляться тот самый дар. Не дай бог кому-либо в этом признаться, но втайне он считал, что жена, возможно, и права: может, было бы лучше, если бы Господь наделил тем благодеянием кого-нибудь другого, – иные дары бывают хуже проклятия.
По крыше частым дробным перестуком застучал дождь, звеня по крыше так, будто монеты звонко сыпались в жестяную кружку. Слава богу, что у них есть крыша над головой. В такую непогоду хозяин собаку на улицу не выгонит.
– У тебя чай стынет, – заметила жена.
– Не знаю, зачем его заварил.
– Я тоже об этом подумала. Ты обычно так поздно не чаевничаешь.
– Хотелось чем-то руки занять, – признался он.
Она обвила мужа за талию и, прильнув к нему, вдохнула его запах. Ее макушка касалась его груди, так что он был выше ее на целый фут. Несмотря на недавние события, она почувствовала, как внутри нее расходится трепетное тепло. Хорошо бы подняться в спальню, укрыться под его весом и забыть о треволнениях, пока он делает свое неистовое мужское дело.
– По-моему, я знаю, чем можно занять тебя в их отсутствие, – лукаво произнесла она, подмечая тревожность на его лице.
– Господи Иисусе, а ведь священники вот-вот нагрянут к нам на порог!
– Не поминай имя Божье всуе, – ластясь к нему, пробормотала она.
– Ты сама упоминала его пять минут назад.
– Я? Ничего подобного!
– А вот и да, – сказал он с улыбкой. – Ты ужас, а не женщина.
И вдруг раздался стук в дверь.
Трое мужчин на крыльце успели промокнуть еще на дорожке, ведущей к дому. Их волосы (во всяком случае, у тех, у кого они были, поскольку один оказался лыс, как колено, а у другого волосатость держалась, если так можно выразиться, на честном слове) лепились ко лбу и темени, а одежда вытянулась от влаги.
Двое стояли в наглухо застегнутых пиджаках. Третий, с окладистой рыжей бородой, был в старом джемпере, над которым