Святая негативность. Насилие и сакральное в философии Жоржа Батая. Алексей ЗыгмонтЧитать онлайн книгу.
– обезумевшие чудовища, верхом на которых они несутся грабить и убивать:
Все то, что может давать дисциплинированным людям осознание ценности и официального авторитета: архитектура, теоретическое право, светская наука и литература книжников, было отринуто галлами, которые ничего не вычисляли и отвергали любой прогресс, давая свободный выход непосредственным порывам и всякому насильственному чувству[198].
Симонетта Фаласка-Зампони указывает на то, что уродливая подвижность галльских лошадей для Батая является отражением той агрессивности, которая пронизывает все устройство их общества[199]. Описывая отношение галлов к этим «насильственным и ужасающим образам», французский мыслитель называет их фантазмами [phantasmes], вновь отсылая нас к понятию кошмара, в котором открываются темные грани общественного бессознательного[200]. Иначе говоря, эти изображения служат ему свидетельством существования какого-то другого общества, ничуть не скованного узами разума, цельностей и идеалов: воображаемое тело животного так же уродливо, как и породившие его люди. На этом совпадении тела животного с «телом» общества стóит остановиться: хотя корпоральные метафоры характерны для французской социологии в принципе, возможно, уже здесь мы можем говорить о косвенном влиянии Дюркгейма, с работой которого была связана их расхожая популярность[201] (хотя традиция органицистской трактовки общества восходит к Конту и Сен-Симону)[202]. Сама же эта идея восходит к христианской трактовке Церкви как «Тела Христова» – сущностно корпорального образования, в котором посредством таинств телесно участвуют верующие[203]. Однако если здесь тело сообщества – богочеловеческое, то для галлов оно предстает животным либо чудовищным.
Примечательно здесь и то, что «естественной» точкой зрения на тело лошади Батай полагает скорее греческую: лошадь – животное и в самом деле прекрасное, в отличие от пауков, обезьян или гиппопотамов. Однако галлам удалось преобразить его, приведя в соответствие с собственной жестокой природой, изуродовав их идеальные тела на онтологическом уровне. С другой стороны, философ очевидно приписывает им то, чем занимается сам: изобразив лошадь в таком искаженном свете, они как бы разглядели за ее совершенными формами некую неприглядную истину – то чудовищное, что в нем было до сих пор сокрыто. Само тело животного представляет собой континуум, крайние позиции в котором занимают лошади греков и кони галлов. То же можно сказать и о природе вообще: благородные (по умолчанию) кони здесь уравновешиваются насекомыми или другими отвратительными существами, «…как если бы заразный ужас был постоянным и неизбежным противовесом возвышенных форм животной жизни»[204]. Континуальность прослеживается не только среди различных особей животных одного вида или между прекрасными и омерзительными представителями царства в целом, но и между животными
1.
См.:
См.:
См.: История тела: в 3 т. / под ред. А. Корбена, Ж.-Ж. Куртина, Ж. Вигарелло. Т. 1. М.: Новое литературное обозрение, 2017. С. 29–33.