Будьте здоровы, богаты и прокляты. Полина и Измайлов. Эллина НаумоваЧитать онлайн книгу.
старик не украл ни единой их мысли, напротив, щедро, как пару в бане, поддавал своих.
Но ситуация повторялась. Карпов и Янов во многом благодаря Парамонову, а не Горячеву были готовы защищать докторские лет в тридцать с небольшим. Счастливый дядя Коля хвастался ректору: «Мой Петенька Горячев блестящих мальчиков вырастил». На грубоватое предупреждение о нехватке должностей для скороспелых докторов наук дядя Коля оптимистично отвечал: «Дождутся». А план подготовки научных кадров легкомысленно советовал утопить в сортире. Карпов помнил то ветреное солнечное утро, когда Николай Иванович вышел из своего бывшего, с радостью отданного Горячеву кабинета растерянным и жалким. Хотел похлопать их с Яновым, куривших в коридоре, по плечам, но вдруг отдернул чистую сухую руку и стыдливой скороговоркой пробормотал:
– Кафедра ныне стала отделом универмага. Учителя предают учеников. Я ничем не смогу вам помочь, ребята.
Они так и не узнали, что произошло между старым учителем Парамоновым и матерым учеником Горячевым за тяжелей дверью. Но более дядя Коля в дела Горячева не вмешивался и молчаливо взирал с указанного ему шестка на творящееся вокруг. А творила обыденность, показанная чуть позже Карпову в фильмах, описанная в книгах и толстых журналах. Иногда он сам себе казался персонажем художественного произведения. Докторские им с Яновым пришлось на десятилетие спрятать в укромные уголки тесных кооперативных квартир. Они страдальчески кривились, когда в статьях коллеги сетовали на отсутствие научных данных, которые были, не только давно получены, но и систематизированы, проанализированы, словом, годны к применению. Они тащили за скользкие уши посредственных блатных аспирантов, отпускали студентов с занятий ремонтировать квартиру или дачу Петра Алексеевича Горячева и не обсуждали совпадений сроков ремонтов оных и факультетского здания.
Горожанин Янов относился к хозяйственной деятельности учителя терпимее, чем деревенщина Карпов. Владимир Сергеевич вообще вырос в бане. Умер отец, сгорел дом, и мать с пятью детишками осталась в надворной постройке. Она доверчиво отдала Богу душу одна на почерневшем полке, отправив дочерей и сына учиться, отъедаться, наряжаться на стипендии и блаженствовать на продавленных общежитских койках. Карпов не рассказывал об этом людям. Попробовал однажды по неопытности другу Янову, тот не поверил: «Не нагнетай. После гражданской или Великой Отечественной еще, куда ни шло, но в твое время»… И все же они уважали и любили Горячева за талант и патриотическое отстаивание интересов кафедры на любом уровне – в ректорате, в министерстве, райкоме, горкоме каком-нибудь. И постепенно привыкали к тому, что от всего выбитого Петр Алексеевич урывал себе. Но Карпов чуть горше, чем Янов, чувствовал, что интересы у кафедры есть, а вот чести почти нет. Они оба, как переженившиеся сыновья, никак не могли свыкнуться с тем, что университет – родительский, а не собственный дом. Их разочарования