Будьте здоровы, богаты и прокляты. Полина и Измайлов. Эллина НаумоваЧитать онлайн книгу.
благодатное таинство совместного молчания, когда мысли у каждого свои, а настроение общее. И тактично не появлявшийся в компании талантов Андреев сон вызывал благодарность. Позже удачи одних и провалы других стали навязывать ритмы ссор и примирений, люди объединялись по признаку успеха, а, в конечном счете, гонораров. И дамы легкого поведения, именуемые завистью и злобой, нашли во вчера еще доброжелательных друг к другу дарованиях постоянных клиентов. Сон Андрея и тут не навязывался. Обделывала свои мистические делишки на стороне, не мешая страдать творчески. Андрей тогда мог вдоволь подивиться человеческой мелочности и подлости и ночь напролет просидеть за партитурой. А с рассветом, ощутив себя бестелесным и просветленным, кинуться к инструменту. А потом настал вечер, когда изведенный пустыми страстями Андрей жалобно призвал безрассудно отпущенный на волю сон.
Не тут-то было. То, что не нуждается в кормежке, редко возвращается домой по первому зову. Андрей, как водится, вознегодовал. Напрасная крайность. Сон давал понять, что за долгое пренебрежение им придется платить. Андрею стало жутко. Сон – собственность, значит, корить за его непослушание приходилось хозяина. Ладно, укорил себя, покаялся и, как добрый христианин, должен бы заснуть. Не выходило. Грехи, самонадеянно отпускаемые всем, кроме себя, но перед отпущением переживаемые до потери вдохновения и даже просто способности совершенствовать технику, набрасывались на него. «Почему другим можно, почему, говоря и делая гадости, они получают то же, а часто больше? Почему я расплачиваюсь за каждую мелочь»? – терзался Андрей. И в его голове клубились знакомые образы, навязывая чувства то обиды, то жалости к себе. И никогда радости. Радость посещала его днем, засветло. Неискушенный Андрей готов был ошибаться. Заставляя себя все понимать и всех прощать, он едва не стал адептом вседозволенности. Музыкант тогда, помнится, разгадывал парадоксы: прощающий другим не прощает себе, позволяющий себе не позволяет остальным… Его мучительно интересовали исключения из любых правил. И мыслитель поневоле еще недоумевал, почему удостоился привязанности бессонницы, этой беспринципной содержанки принципиальной души. Надо, надо было меньше думать. Но не получалось, ибо днем было некогда.
Разумеется, мерзавец сон не отказывался вернуться вовсе. Он торговался. Он вымогал спиртное и наведывался к беспамятному Андрею, словно в черных плаще и маске – неузнанный, неотличимый от пьяной отключки. Затем, когда алкоголь перестал его ублаготворять, сон потребовал в качестве платы за свою грядущую верность секса. Но в итоге он и этим пресытился. После шампанского и, казалось, любимой женщины Андрей тщетно пытался заснуть. Случалось забыться ненадолго. Тогда какая-то гнусность вроде чахлого сумрачного леса или физиономий незнакомых людей, коих в реальности никто иметь не смеет, заменяла Андрею сновидения. Невнятные внутренние споры с давно забытыми людьми служили фоном этих бессмысленных и неприятных снов. И служили верой и правдой.
Андрей