Счастливый город. Как городское планирование меняет нашу жизнь. Чарльз МонтгомериЧитать онлайн книгу.
Если человек счастлив, насколько для него важна правда? Философ Роберт Нозик однажды предложил вообразить, что существует «машина по производству личного опыта»[53], которая погружает человека в пожизненный сон, напоминающий кому, а нейропсихологи воздействуют на области мозга этого человека, стимулируя самые приятные ощущения. По мнению Нозика, подключение к этой машине было бы равносильно самоубийству. Он утверждал, что большинство людей предпочли бы настоящую жизнь, пусть и с меньшими удовольствиями, но с реальными вызовами и устремлениями, радостью и болью. Даже если было бы возможно жить в Диснейленде, эвдемонический подход потребовал бы заглянуть за приятные фасады и оценить работу персонала, который играет предписанные роли, а также участвовать в городских системах, поддерживающих машину ощущений. Диснейленд и его посетители вносят свой вклад в городские проблемы за пределами парка развлечений. Невозможно отделить приятные моменты от системы, которая их породила, и вашей роли в ее создании. Вопрос в том, как наполнить те места, где мы живем, приятными ощущениями, за которые мы готовы платить. Стоит ли пытаться?
За пределами гедонистического города
Отказ от «машины ощущений» возвращает нас к более глубокому и всеобъемлющему пониманию счастья, за которое выступали древние греки. И его подтверждают доказательства из недавно сформировавшейся научной области – экономики счастья. Коллеги Канемана пытаются определить, какие факторы влияют на счастье общества в целом, опираясь на данные многочисленных опросов, например Всемирного обзора ценностей (World Values Survey, WVS) и Всемирного опроса Gallup (Gallup Organization’s World Poll). Они не просто измеряют результат или относительный уровень счастья в текущий момент. Вопросы касаются того, как респондент чувствует себя на протяжении всей жизни[54]. Ученые надеются, что им удастся свести понятие эвдемонии к количественному показателю, который можно сравнить с любой другой переменной, например уровнем дохода, безработицы, продолжительностью времени в дороге или числом друзей, а затем вывести все компоненты, влияющие на уровень удовлетворенности жизнью[55].
Данные опросов могут спровоцировать революцию в экономике, отчасти из-за того, что опровергают утверждение, будто рост покупательной способности делает людей счастливее. После того как страна достигает такого уровня жизни, к которому многие развитые страны пришли примерно в 1960-е годы, траектории кривых счастья и валового национального продукта перестают совпадать[56]. Конечно, уровень дохода важен, но это только часть истории.
Если человек живет в бедной стране, то чем он состоятельнее, тем счастливее себя ощущает. Это логично. Вряд ли кто-то будет счастлив, когда не может позволить себе еду, крышу над головой или обеспечить безопасность детей. Однако в развитых странах удовольствие от заработанных денег растет только до определенного предела, а именно
Нозик Р. Анархия, государство и утопия. М.: ИРИСЭН, 2008.
В ходе одних опросов респондентам предлагалось отметить, в какой точке они находятся по шкале от самой плохой до самой хорошей из возможных жизней. Другим просто предлагали указать: «Как бы вы оценили свой уровень счастья: очень счастлив, относительно счастлив, очень несчастлив». За редкими исключениями опросов о субъективной оценке благосостояния недостаточно для сравнений между городами.
Если спросить одного или двух человек, что делает их счастливыми, результаты окажутся практически бесполезными. Отвечая на субъективные вопросы, человек склонен ошибаться. На его слова могут повлиять погода, результат вчерашнего футбольного матча или лихач, который подрезал его на дороге, когда он возвращался с работы домой. Но когда опрос проводится среди нескольких тысяч человек, эффект массовости нивелирует отдельные ошибки. При достаточно большой выборке опросы показывают занимательную картину экономических и социальных условий, сопровождающих состояние счастья в обществе. См.: Гилберт Д. Спотыкаясь о счастье. М.: Альпина Паблишер, 2017.
В США уровень личного благополучия резко снизился во время рецессии 2008 г., но вернулся к прежнему показателю к 2010 г., задолго до восстановления национальной экономики, по данным Эрика Нилсена, директора по медиастратегиям в Gallup.