Рассказы сторожа музея. Алекс ЭкслерЧитать онлайн книгу.
чего ты сидишь как деревянный? Что у тебя с руками? С руками у тебя – что? Все в порядке? Не болят? Тогда какого хрена ты не наливаешь? Мне, между прочим, в себя надо войти. После дневного развлечения. Поэтому сегодня доза увеличивается в полтора раза, а количество обходов залов уменьшается в два раза. Потому что чую – не дойду я под конец нашего рандеву. Чего? Да не ругаюсь я. «Рандеву» – это так французы говорят, когда собираются тихо и мило посидеть в хорошей компании. Вот ты, Серег, хорошая для меня компания? Да? Какая же ты, блин, хорошая компания, когда ты через полчаса от начала пьянки дрыхнешь, как паровоз! Кому мне, по-твоему, обо всех происшествиях рассказывать? Статуям этим гребаным? Ладно, Серег, вздрогнули… Короче, рассказываю все по порядку.
Отдежурил я сегодня, но домой ползти уже не хотелось, потому что во входную дверь не попадал, поэтому пошел я в кабинет к заведующей – Калерии Петровне, чтобы маленько отоспаться там на диване. Ты же помнишь, что мы с ней теперь – эти… как их… закидушные друзья. Упал я там на диванчик и отрубился вмертвую. Часа два проспал, чувствую – меня пытаются будить. Ты представляешь? После ночной смены! После законных 503 грамм водки! Будят пролетария нелегкого ночного труда. «Ночная ба-а-абочка, никто ж не винова-а-а-а-ат». Ты подтягивай, Серега! Чего? «Девочка ночь» теперь тебя называть? Але, Серег! Ты дозу-то – половинь. Рановато ты поплыл. Что? Это ты пел, оказывается? Ладно, слушай дальше.
Значит, чувствую – будят меня со страшной силой. А у меня под рукой – ни пистолета, ни гранатомета, ни огнемета, чтобы треснуть по врагу моего священного сна. И проснуться организм не дает. Печень занимается своим общественным долгом и блокирует сознание. А Калерия – хитрющая престарелая девственница. Вспомнила она, как я ей рассказывал о своем сантехническом прошлом. Пили мы там, конечно, по-черному, но, если где авария, просыпаться нужно было мгновенно. Иначе Пархомыч, начальник бригады, два дня потом не разрешал на работе пить. Физически не разрешал, потому что пить было потом очень больно. Так вот, Калерия как заорет: «Сантехник Прокладкин! На втором участке – авария!» Я, конечно, вскочил, как конь немытый, бросаюсь в угол искать струмент, как вдруг доходит, что я давно уже не сантехник, а вовсе даже сторож в музее.
– Каля, – говорю. – Да ты, видать, с вешалки упала! Срочно купи себе кислородную подушку. У тебя явно мозг без кислороду оголодал. Совсем уже дикий стал. Купи, я ее тебе на день рождения болгарским крестиком вышью для красоты. Разве можно меня будить в такой ответственный момент?
– Коля, – отвечает. – Ты уж прости, что я потревожила твой священный для всего музея сон, но ситуация безвыходная! К нам приезжает делегация англичан, а экскурсовод Карячкин допился до красных крокодилов. Остановился у картины «Иван Грозный попал в голову сыну тяжелым предметом» и заорал: «Все правда! Вяжите меня! Я своему Васятке в голову шандарахнул за двойку в школе!» А его Васятке сейчас 35 лет и он чемпион Москвы по чего-то там билдингу. Короче, Карячкина увезли, а у меня больше