Аввакум. Владислав БахревскийЧитать онлайн книгу.
мудрое решение! – притворно просиял Никон, не особенно скрывая притворства. – Как не порадоваться на твою государеву прозорливость!
Алексей Михайлович опустил глаза и вздохнул.
– Тебя еще что-то гнетет? – по-отечески участливо спросил Никон.
– Измена на измене. Полковник Поклонский вышел на вылазку из Могилева да и перебежал к Радзивиллу. Большой острог сдали. Воевода Воейков в замке укрылся, слава Богу, хоть могилевские горожане с ним, против Литвы. – Дотронулся до руки Никона. – Переслали изменническое письмо Поклонского к могилевским мещанам. Пишет: с Москвой нам навеки жить. Москва едва годится на то, чтоб нам служить, а не то чтоб мы ей служили… Помощи-де ждать вам неоткуда. Царь в Москве заперся, патриарх народом убит, моровое поветрие людей повыкосило.
– Ну что – Поклонский?! – Никон только рукой махнул. – Я его и проклинать не стану. Поляк и латинянин. Речи его глупы, и глупость их тебе же, государь, на пользу. Чем больше литвы поверит, что у Москвы народа нет, тем страшнее им будет, когда ты явишься на них грозою.
– А ведь правда! – обрадовался Алексей Михайлович. – Ох, люблю тебя. Я уж света было невзвидел, а ты вот сказал словцо – и полегчало.
И вправду успокоился: изменник страшен, когда за спиной стоит, в стане врага от него вреда меньше.
Полковник Лазорев стоял на пороге, тиская в руках шапку. Показалось, что Борис Иванович Морозов[15] не узнал его. Боярина словно инеем ударило. Борода бела, брови белы, и лицо словно бы припорошило.
Боярин допустил до себя просителя, на поклон сказал: «Здравствуй!» – да и позабыл вдруг о пришедшем. Прикрыл ладонью глаза, затих.
Андрей Лазорев не знал, как и быть ему. Окликнуть – смелости не хватало, а чтобы повернуться и уйти – смелость нужна еще большая.
Решился вздохнуть:
– Ох!
Боярин не шелохнулся.
– О-ох! – снова вздохнул полковник.
Ни звука, ни движения в ответ.
«Может, спит?»
Охнул во всю грудную клетку:
– У-у-о-ох!
– Телишься ты, что ли?
Морозов отвел от глаз руку и посмотрел на полковника до того серьезно и печально, что хоть сквозь землю провались, а все равно – стыдоба!
– Ты в чуму в Москве был?[16]
– В Москве, Борис Иванович.
– Дом уцелел?
– Дом уцелел, а домашние все померли.
– Дворни много осталось?
– Никого.
– Если пришел людей просить, так у меня из трех с половиной сотен в живых Бог оставил полторы дюжины.
Лазорев встал на колени:
– О боярин пресветлый! Не казна мне надобна, не палаты со слугами. Скажи обо мне государю, отпустил бы он меня на войну с ляхами. Не могу в Москве жить. Хари чумные за каждым углом мерещатся. Я Москву-то от чумы спасал, да к себе ее и приволок во двор. Ради мести и злобы прыгнул ко мне через забор чумной мужик.
Морозов встал, подошел к Лазореву, поднял с пола:
– Я