Цветок цикория. Книга II. Дом для бродяги. Оксана ДемченкоЧитать онлайн книгу.
не были надобны, и скоморохи, Щуров так вжаривал, только держись. Страшно, да. Но ведь и интересно! А теперь? Скукота. Осталось одно – наблюдать за поездами.
Пробило пять часов. У темного западного горизонта возник гул. Зло и остро сверкнул электрический глаз и стал надвигаться, ослепляя. Это мчал Одноглазый Бес, скорый дальний, прозванный так за громадность черного паровоза, бешеный ход и, конечно, за особенную, по тенгойской моде устроенную, одиночную фару-прожектор.
Одноглазый на пути от столицы Тенгоя до здешней столицы – Трежаля – делал лишь одну остановку, на границе Самарги. Мимо «Переборов» он пролетал дважды в месяц. Сегодня, как обычно, Бес миновал станцию, не тормозя: гаркнул жутким басом, напустил пара – и сгинул в осеннем тумане.
Для многих Бес воплощал мощь прогресса, рядом с ним «Переборы» вдруг делались провинциальны и старомодны. «Сам Щуров – лишь купец второй гильдии, а мы и вовсе пыль дорожная», – думали некоторые, провожая взглядом Беса…
А вот и Мелкий Бес подал голос. Прозвище к нему пристало, конечно, из-за предписанной графиком привычки являться следом за Одноглазым. Казенное название у паровоза скучное: НК-18, и дело его малое – каждодневная пригородная перевозка. В иные дни Малого Беса вроде и не замечали. Лишь в сравнении с великолепием скорого он ранил тщеславие переборских обывателей, а то и Щурову портил сон.
Мелкий Бес притормаживал всегда издали, заблаговременно. Устало пыхтел, старчески скрипел. Наконец, замирал у перрона, распахнув беззубые рты дверей – словно засыпал… Люди сновали туда-сюда, перекликаясь, суетясь. Мелкий Бес первый забирал утренних пассажиров и вез в столицу. Он же высыпал на короткий переборский перрон горсть небогатых путников с дальних станций, все больше – щуровских работников.
Вот и сегодня: утро ранее – нет толчеи, нет шума, темно и холодно… но торговые ряды просыпаются. Лавочники принимаются топить самовары, кое-кто ленится и выкладывает вчерашние плюшки, а иные спешат подать свежие. Продавцы говорят друг другу неизменное во веки вечные заклинание от соседского сглаза: «Ну нет торговли, ну вовсе убыточный день»…
– Я бы кое-что поменял. Не возражаете? – вдруг предлагает негромкий, прикашливающий голос.
И тот лавочник, кому задан вопрос, ощущает себя избранником судьбы.
Загадочного человека все на станции зовут Лексеем. Именно так, без отчества и чуть фамильярно: следом за Щуровым, по его привычке. Сам купец, кстати, пока что крепко спит и проснётся часам к семи. Но гость его, по слухам, вовсе не отдыхает! Первый случай на памяти станции: воловье упорство Щурова надломилось. Клялся умотать гостя, так закидать делами, чтобы сдох под их грузом… а сам запросил передышки! От удивления поговорил с сыном, подробно и без крика. Выслушал дочь, хотя прежде надсаживался при первом ее слове: бабе место на кухне, даже если она – не чужая и не глупая, но пусть-ка помолчит… А теперь – чудеса. Дочери позволил войти в дело и обустраивать салоны женской моды, как