Разин Степан. Алексей ЧапыгинЧитать онлайн книгу.
приподнялась на постели, спросила:
– Дедко, где звонят?..
Испуганный юродивый, привыкший к шуткам, не мог не пошутить, ответил:
– У Спаса, Ириньица!
По полу валялись огарки сальных свечей и дымили; колеблясь, светили только лампадки у образов.
Притопнув ногой, казак с размаху воткнул саблю в стену, сабля, сверкая, закачалась. Сам он сел на скамью, тер лоб и ерошил кудри. Старик выполз из-под стола, собирал огарки свечей, битую посуду, яндовы и чаши. Сдвинув разрубленную доску, расставил посуду; заглянул в кувшин с медом, устоявший и целый:
– Оно еще есть чем кружить голову и сердце бесить… – И робко сказал гостю: – Я, гостюшко, такие песни не мочен играть…
Гость сидел, свесив голову, рвал с себя одежду, бросал на пол. Старик осторожно, как к хищному зверю, подполз, стащил с гостя тяжеленные сапоги, приговаривая:
– Водки, вишь, на радостях глупая жонка добыла с зельем табашным… Бьет та водка в человеке память.
Казак встал тяжелый, глаза потухли, а рот на молодом лице кривился, и зубы скрипели. Старик быстро исчез с дороги. Казак прошел и рухнул на кровать. Юродивый прислушался. Казак, приказывая кому-то во сне, громко засвистал.
– Пала молонья, гром прогрянул…
Старик нашарил дверь из горницы, но скоро вернулся, и его валеные тупоносые уляди11 прошамкали в прежний угол: он сел допивать уцелевший мед.
– Эх, молодец-молодой, грозен! Да не тот жив, кто по железу ходит, а тот, вишь ты, жив, кто железо носит… Из веков так.
4
Сумеречно и рано. Перед Кремлем в рядах идет торг. Стоят воза со всякими товарами. Площадной дьяк с двумя стрельцами ходит между возов в длиннополой котиге12, расшитой шнурами; на голове бархатный клобук, отороченный полоской лисицы. Дьяк собирает тамгу13 на царя, на церкви и часть побора с возов – на монастыри. Звенят деньги.
Впереди рядов, ближе к Кремлю, палач – в черной плисовой безрукавке, в красной рубахе, рукава рубахи засучены – приготовился сечь кнутом вора.
Преступник в синих крашенинных портках, без рубахи стоит пригнувшись, дрожит… В ранней прохладе от тощего тела, вспотевшего от страха, идет пар. На впалой груди на шнурке дрожит медный крест.
– Раздайсь, люд! – кричит палач, бородатый парень, которого еще недавно видели приказчиком в мясных рядах. Он неторопливо сдвинул на затылок валеную шляпу, зажал в крепких руках, почерневших от крови, кнут и передвинул крепкую нижнюю челюсть: зашевелилась окладистая борода. Ворот рубахи у палача расстегнут, виднеется на широкой волосатой груди шнурок креста. – Ты, голец и тать, спусти из себя лишний дух!
Палач шевелит кнут, распутывая движением руки на конце кнута кисть из воловьих жил.
– Тимм! Тимм! Тимм! – звенят в воздухе литавры.
Народ расступается, иные снимают шапки:
– Боярин!
– Царя с добрым днем чествовать!
– Эй, народ, – дорогу!
Через площадь проезжает боярин, черная борода с проседью. Боярин бьет рукояткой кнута в литавры, привешенные к седлу; лицо мрачное, на лице густые черные брови, из-под них глядят
Уляди – полуваленки с разрезом спереди и со шнурками.
Котига – кафтан, только иного покроя и шире.
Тамга – сбор с товаров.