Кроссуэй. Реальная история человека, дошедшего до Иерусалима пешком легендарным путем древних паломников, чтобы вылечить душу. Гай СтаггЧитать онлайн книгу.
а внизу подписала молитву, будто строчку из песни: Сколь бы долог путь твой ни был, сколь бы ни был он тяжел… – запихнула листик мне в карман куртки и застегнула молнию.
Когда я сказал, что ищу, где остановиться, все трое начали обзванивать город. В ответ звучал вежливый отказ или механическое «абонент недоступен». «Алло, епархия? Добрый вечер, это хостел? Алло, турлагерь? Отель Мориц? Пресвитерия Сен-Жан?» Спустя десять минут места закончились. Но вдруг Колетт осенило: «Доктор Кьюле! Рю Гарине!» – и она поволокла меня на улицу.
Она вела меня по Шалону, рассказывала, как некогда занималась импортом во Францию британских машин, а однажды – вот честное слово! – даже сидела за рулем «Триумф-Стега» – и нервно глядела по сторонам, как будто что-то высматривала, боясь ненароком пройти мимо. Мы миновали спортивный магазин, и она едва ли не бросилась внутрь – и вышла, держа в руках пару кроссовок для зимнего бега.
– Подарок, – все повторяла она. – Это тебе. Это подарок.
– Нет, нет, – мотал я головой. – Вы слишком добры! Не тратьте на меня деньги! Не нужно!
Впрочем, я не спросил, что стало с ее делом, и не спросил о молитве, которую она спрятала мне в карман – где она ее слышала? На чьих-то похоронах? Учила ей ребенка? Или молилась так сама, глубокой ночью, очнувшись от кошмара?
Этого я так и не узнал.
Под номером четырнадцать на улице Гарине обретался трехэтажный особняк с двумя дверями на фасаде. Стены, обшитые разноцветными панелями, придавали дому вид детского сада. На нижних этажах доктор Кьюле устроил настоящие оранжереи – и передвигал кустарники самым причудливым образом, защищая растения от мнимых сквозняков. Он был чопорным и щепетильным, и его шевелюра закрывала уши.
– А что вы за доктор? – спросил я.
– Я на пенсии, – ответил он. – Но все еще принимаю.
Ужинали мы парой разогретых стейков и молчали – слушали по радио о вторжении Франции в Мали. После стейков доктор принес поднос с сыром, но тот выскользнул из рук и упал на пол, и старик, понуро опустив взгляд, долго смотрел в пол, слишком смущенный, чтобы убирать.
В девять часов раздался громкий стук в двери – сперва в одну, потом в другую. Вернулась Колетт – принесла зимние кроссовки.
– Что мне деньги? – сказала она. – Я не курю. Не пью. Куда мне их тратить?
И так было не раз. Ночь за ночью незнакомцы впускали меня к себе в дом, кормили и давали ночлег. Сперва я был поражен таким гостеприимством: оно казалось отголоском иной эпохи – но вскоре я уже привык на него полагаться. Столбик термометра танцевал вокруг нуля: может, холод делал людей добрее? Так я и шел вперед, с теплым и радостным чувством – словно мог пересечь всю страну на одном только милосердии.
После Шампани три дня тянулись пустыри. Каждый вечер меня пригревала какая-нибудь семья. Мужья – фермеры с загрубелыми красными руками и обветренными лицами – могли полчаса разводить костер, взвешивая в пальцах каждую дровинку. Когда я спрашивал о работе, они отвечали, не поднимая