Сталинградская мясорубка. «Погибаю, но не сдаюсь!». Владимир ПершанинЧитать онлайн книгу.
лейтенант. – Если немецкие танки пойдут, нам отбиваться нечем.
– Поблизости будем.
– Вы нас не бросайте, а мы о раненых позаботимся.
На том и договорились. Двинулись дальше. Вскоре наткнулись на группу отступающих бойцов. Шли они давно, от усталости едва ноги тащили, некоторые – раненые, с серыми от пыли повязками. Попросили воды. Напоить всех у нас запасов бы не хватило. Выделили по кружке раненым. Показали их командиру в сторону балки:
– Шагайте быстрее туда, если под бомбежку не хотите попасть. Там оборону строят и ручей имеется.
Красноармейцы поплелись дальше. Я не вкладываю в слово «поплелись» унизительного значения. Да, бойцы едва тащились после долгих дней отступления. Они побросали противогазы, шинельные скатки, даже гранаты, но винтовку со штыком имел каждый. Они вышли из боя и собирались воевать дальше. Есть в балке ручей или нет, я не знал. Но если роют окопы и ждут прибытия полка, то вода наверняка найдется.
– Дон далеко? – облизал губы обернувшийся сержант.
– Вы туда не мыльтесь, – посоветовал я. – Пока до Дона доберетесь, в дезертиры попадете. А с ними разговор короткий – шлепнут за трусость, и все дела. Шагайте, присоединяйтесь к обороне.
Не знаю, куда ушла группа, но мы через пару часов увидели несколько немецких танков. Сколько их было? Не помню. Может, четыре, может, шесть. Но я принял решение атаковать.
Еще не вышел знаменитый приказ Верховного № 0227 от 28 июля 1942 года. Но и без него в Донских степях в 100 километрах от Сталинграда постоянно действовали свои приказы: атаковать, уничтожать противника, не давать фрицам прорываться дальше. Особенно это касалось танкистов. У вас броня, пушки, пулеметы! Попытки отсиживаться и отступать приравнивались к трусости.
Наши четыре танка рванули вперед, обходя фрицев с фланга. Огонь открыли одновременно. На быстром ходу, подпрыгивая на буграх, он был неэффективен. С короткой остановки я выпустил два бронебойных снаряда, целясь в ближайший танк. Попал, но снаряд прошел рикошетом. Сближались быстро. Немецкие Т-3 и пара тяжелых Т-4 тоже развили неплохую скорость.
– Командир, одна «тридцатьчетверка» дымит! – крикнул башнер.
Я не ответил, нажимая подошвой на педаль спуска. Еще один выстрел. Кто-то из нас попал снарядом в другой немецкий танк. Поднялась стрельба откуда-то сбоку, даже сзади. Как я позже догадался, били из засады противотанковые пушки. Я начал разворачивать башню и почувствовал сильный удар.
Хотите – верьте, хотите – нет, но «свой» снаряд я видел. Раскаленная красная болванка пробила башню с кормы, рикошетя, кувыркнулась внутри танка и упала на поддон. Машина продолжала двигаться. Мельников сказал:
– Ну что, лейтенант, «Интернационал» петь будем?
Дословно передаю тот момент. Хохол-механик не терял юмора, а башня уже наполнилась дымом, и снизу пробивались языки пламени.
– Какой «Интернационал»? Всем покинуть машину!
Мельников выпрыгнул через передний люк. Я позвал башнера. Он сидел