Провидец Энгельгардт. Михаил АнтоновЧитать онлайн книгу.
за века чисто русских отношений, не описанных ни в одном руководстве по ведению хозяйства и не предусмотренных никакими юридическими кодексами.
Пришлось, например, Энгельгардту ознакомиться и с системой «народной юриспруденции». Среди знакомых ему крестьян был охотник и вор, некто Костик. Он крал даже не столько из нужды, сколько из озорства (как Остап Бендер был мошенником-художником). Совершил он кражу у Матова – мещанина-кулака, содержателя постоялого двора. Матов прежде всего раскидывает умом, кто бы мог украсть. Он «находит важных свидетелей, которые видели у Костика деньги (а всем известно, что у Костика денег быть не может), которые видели Костика с ношей. Заручившись свидетелями, обещав им, что дела далее волости не поведет, свидетелей по судам таскать не будет, и получив, таким образом, уверенность, что Костику не отвертеться. Матов жалуется в волость. Вызывают в волость Матова, Костика, свидетелей – в волость свидетелям сходить недалеко и от работы их не отрывали, потому что суд был вечером. Свидетели уличают Костика, и тот, видя, что нельзя отвертеться, сознаётся. Дело кончается примирением, и все довольны». Матов получил обратно у него украденное. «Свидетелям Костик или заплатил, или поставил водки, а главное, их не таскали по судам… Костик доволен, потому что раз воровство открыто, ему выгоднее заплатить за украденное, чем сидеть в остроге. Мы довольны, потому что если бы Костик посидел в остроге, то из мелкого воришки сделался бы крупным вором.
Совсем другое дело вышло бы, если бы Матов вместо того, чтобы самому разыскивать вора, принёс жалобу в полицию, как делают большею частью помещики и в особенности помещицы. Приехал бы становой, составил бы акт, сделал дознание, тем бы, по всей вероятности, дело и кончилось. Какие же у станового с несколькими сотскими средства открывать подобные воровства?.. Становому впору, только повинности с помещиков собрать…
Положим, помещики вызывают станового, обыкновенно ничего не разузнав о краже, и не представляют никаких данных, даже и подозрения основательного высказать не могут; но Матов, казалось бы, разузнав всё предварительно и имея свидетелей, мог бы принести жалобу мировому и вообще куда следует. Как бы не так. Матов, как человек практический и сам судов боящийся, очень хорошо знает, что, если бы свидетели только знали, что Матов будет судиться с Костиком и таскать их, свидетелей, по судам, так они бы притаились и ничего бы не сказали. В самом деле, представьте себе, что если бы, вследствие жалобы Матова, свидетелей, то есть старосту, гуменщика и работников, потребовали куда-нибудь за 30 вёрст к становому, мировому или на съезд, – благодарили ли бы они Матова? Вы представьте себе положение хозяина: старосту, у которого на руках всё хозяйство, гуменщика, без которого не может идти молотьба, и рабочих потребуют свидетелями! Все работы должны остановиться, всё хозяйство должно остаться без присмотра, да в это время, пока они будут свидетельствовать, не только обмолотить, но просто увезти хлеб с гумна могут. Да и кто