Лесные суровежники. Александр Николаевич ЗавьяловЧитать онлайн книгу.
у она Суленгой владела, а когда людские поселения появляться стали, забрали её в другие края, в дальние вовсе земли.
На её место полуницу Косу поставили. Только она вздорная и вредная оказалась – прихотничала своим крючковатым умом, на всё вкривь и вкось смотрела. К лесу и зверушкам худо относилась, а людей и вовсе невзлюбила. Сурочить на них взялась и каверзить, а уж до того, чтобы оберегать и из беды вызволять, и речи не было. И то верно, кто Косу помнит, так и сказывают: ягишная была старуха. Такая карга, что и в страшном сне не привидится.
А людям в лесу, известно, всегда помощь нужна. То без понятия по болоту правят, а то, тайгу незнамши, в самую глухоту забираются. Так и до беды недалеко. Ну а для лесовина хуже нет, если в его лесу человек сгибнет. Сразу в верховья тянут ответ держать. Там долго не разбираются – и за малую провинность с места выкарчёвывают. Вот и радеет каждый лесовин по службе, а уж если человек в лес пожаловал, так за ним во все глаза смотрит и от опаски малой оградить старается. Да и помощникам наказывает, чтобы догляд вели.
Лесовину людям являться не дозволено, с искону запрет, а как беду отвратить? Тут хошь не хошь, а пугать надо. Самое верное средство. Хотя и по крайности, конечно, спугом отваживают, потому как после всякая неразбериха и чудное случается. Сразу же по людским селениям лихие истории про тусторонние силы шевыряются. Дескать, нечисть всякая по лесам таится и на всё живое страхи наводит. А про болота и вовсе сказывают, будто это «самая иховая стихея». Мол, если в трясину не утянут, то уж такой ужасти нагонят, что и умом пошатиться можно.
Любого лесовина спроси – расскажут про себя напраслину! Такие, слышь-ка, обидные побасёнки да несуразица дичайшая, что и диву даёшься.
Коса, правда, и впрямь злыдарила, однако она недолго лесовала. Скоренько её убрали из леса. После никого и не ставили. То ли сторожея доброго не смогли найти, а может, и решили так-то – кто знает?
А лес без лесовина, что дитя сиротливое без родительского глаза. Всякое прилучиться может. Никто от разора не оградит и от напастей не убережёт. Это сейчас опустел лес и не очень-то глаз радует, а раньше было, на что поглядеть.
Тут, по Суленге, леса богатимые были. И зверя и птицы многонько водилось. Гуси и утки великими поселениями гнездовали. Соболь и куница почти на каждом дереве сидели, а от белки и бурундука и вовсе в глазах рябило – пушные хвосты по веткам мелькают, с дерева на дерево перемахивают. А травоведов сколь было, о! Случись на полянку или опушку выйти, тут тебе и встреча: маралы лопоухие траву смотрят. Дальше пройдёшь – косули-малорожки толкошатся. Волки тут же рядышком из-за деревьев выглядывают, любуются да облизываются, и друг перед дружкой хвалятся: ох и оленистые у нас места! ох и оленистые!
Медведь, бывало, на дерево залезет, сгонит какого-нибудь соболя и окресы озирает. В одну сторону глянет, в другую поворотится, и решить не может, куда ему править. Разберись поди: всего невпроед! Там косули и кабаны, вон горбушка сохатого из-за калины топорщится. Кабарожки туда-сюда бегают, вокруг дерева шмыгают, глянут наверх и мекнут, словно дразнятся, и тут же в чащу сигают. Так и не определится топтыгин, махнёт лапой да и косолапит малину иль чернику трескать.
Раньше Суленга бобрами и выдрами хвалилась, а потом до того дошло, что по всему руслу ни одной хатки не сыщешь. А выдру разве что в самых верховьях встретить можно. И рыбы куда меньше стало! В прошлые времена на воду глянешь, а она так и бурлуканит, так и бурлуканит, точно котёл кипящий. И крупная рыба здесь, и мелкая, и всякого окрасу-разукрасу несметными стаями кишмя кишит.
Люди, известно, подсобили – вытряхнули лесные угодья. Вроде не бедствуют, не голодают, а к лесу с ружьём подступают и реки сетями путают. А от ружья никакой животинке не спастись. Разве только лесовин может пулю отвести своей силой. Да мару навести – оморочить охотника.
Да и без людей есть, кому разорять. Ничейная земля, она чужому глазу покою не даёт. Лесовины с других краёв недоглядят у себя там – зверя и птицы вовсе мало станет, – вот они и смотрят, где взять. Ну и уводят по тайности. Где табунок оленей уманят или тетеревей да глухарей на крыло подымут. Насулят всякой всячины, про сытую жизнь расскажут, а то и нагрозят для острастки – и вот уже целые стаи потянулись из Суленгинских лесов.
Вот хоть Аноху Зелёнку возьми, уж до чего дошлый лесовин! Такая плутня – всё бы ему нашармака поживиться. Суленгинские леса чуть ли не своими считает. Летом увел тишком лосей многонько пар, маралов да животинки всякой малой, а как соседнего лесовина встретит, вздыхает и жалуется:
– Беда с этими человеками. Лес пустошат и пустошат. Этим ненажорам – только подавай! Остатнее выберут – как хозяить будем?
Такие дела. Ну и вот, тут верховные лесные окольники спопахнулись: не узнать Суленгу, от былого изобилия ничегошеньки не осталось. А так водится, что если в лесу деревенька с человеками поставлена, то в лесовины вершу наряжают. Так лесовины называются, у которых образование высокое. По их сути им многие природные законы открыты. И в людях толково разобраться могут…
Ну, а что там в верховьях думали – неведомо, да только решили на Суленгу Мираша Малешота поставить.