Наследие. Жан-Поль ДюбуаЧитать онлайн книгу.
скрипнула, открылась, и вошел непонятный человек, который ничем не был похож на дипломата (даже учитывая специфику этой почти тропической зоны). Он сказал: «Здравствуйте. Вы кто?» Меня ошеломил его вопрос, я назвал себя. Он с неудовольствием покосился на Ватсона и спросил: «А у вас есть паспорт?» Выхватив у меня паспорт, он стал листать его с таким видом, словно рассматривал иллюстрации альбома «Птицы Америки» Одюбона.
«Господин Катракилис, мы вызвали вас в консульство для того, чтобы сообщить прискорбное известие. Вообще говоря, мы хотели бы лично сообщить вам о кончине господина Адриана Катракилиса, вашего отца. Смерть была установлена вчера, в 16:10 по французскому времени. От лица нашей делегации я приношу свои соболезнования. Мы не уполномочены предоставить вам более подробную информацию об обстоятельствах гибели вашего отца, но вот несколько документов и руководств по поведению французов за границей в соответствующих случаях». Непонятный человек протянул мне руку, и я услышал свой голос, интересующийся: «А вы кто?» Он что-то ответил, но слова его рассеялись в воздухе даже раньше, чем вылетели из его рта.
И вот я оказался в машине. На стоянке. Ватсон ждал, когда мы тронемся. Я посмотрел на счетчик. Я-то уже давно прошел порог в 77777.
77777
Собака лежала рядом со мной. Я слышал ее глубокое, размеренное дыхание. Одна ее лапа нервно двигалась, сокращение мышц явно происходило вследствие какой-то деятельности во сне. Я спас это животное из моря в день смерти отца и назвал его Ватсоном. Значит, я способен творить чудеса, хоть и маленькие. Мог прыгать по стенам, кидать мяч со скоростью больше двухсот пятидесяти километров в час, вызывать энтузиазм тысяч зрителей. К тому же я был членом гильдии профессионалов баскской пелоты. Я был знаком с Джои Нервиозо Эпифанио. Так же, как ему, мне доводилось quimbar y singar. Я умел разговаривать по-испански, и в некоторые моменты у меня даже получалось понимать по-баскски. Да, на свой манер я вполне умел творить маленькие чудеса.
До шестнадцати часов десяти минут девятнадцатого декабря 1987 года я был единственным сыном доктора-терапевта Адриана, кабинет которого составлял неотъемлемую часть дома моего детства и моей юности. Вчера я стал последним из Катракилисов, что для меня лично было не шибко важным назначением. В течение нескольких лет один за одним трое членов семейства самостоятельно свели счеты с жизнью. И вот совсем недавно, позвонив по номеру, данному в посольстве, я узнал, что мой отец, в свою очередь, подчинился общему правилу. Служащий по телефону не стал подробно раскрывать детали самоубийства, а только заметил, что «его поступок не оставляет сомнения по поводу его намерений». Четыре из четырех. Все Катракилисы и все Гальени, с которыми я провел детство, которые так хотели бы, чтобы я на них походил хоть чем-нибудь, все они сами предали себя в руки смерти. Последний – после того, как превысил порог в 77777 миль.
Одной простой фотографии, сделанной дешевеньким фотоаппаратом, хватило на то, чтобы перевернуть всю мою жизнь. Она оказалась гораздо