Зимняя песнь. С. Джей-ДжонсЧитать онлайн книгу.
скрывался подлинный страх. – Тебя не было трое суток. Йозеф выступал перед маэстро Антониусом три дня назад.
Три дня? Как такое возможно? Должно быть, Ганс преувеличивает!
Никакого обмана. Никаких уловок. Не отнимать моих воспоминаний, не мухлевать со временем. Король гоблинов уже нарушил свое обещание. Но разве он его давал? Обещаю тебе одно и только одно: твои глаза будут открыты. Мои глаза были открыты. Я все помнила.
– Кете… – выдавила я, но Ганс приложил палец к моим губам, заставив умолкнуть.
– Не надо разговаривать, Лизель. Я здесь, я о тебе позабочусь, – сказал он. – Не волнуйся, я позабочусь о вас всех.
Когда мы вернулись, в гостинице поднялось страшное волнение. Мама обнимала меня и плакала, хотя подобное изъявление чувств было для нее совсем нехарактерно. В морщинах на папином лице виднелись застарелые следы пьяных слез, а Йозеф – мой милый Зефферль – не сказал ни слова и лишь стиснул мою руку так, что побелели костяшки пальцев. И только Констанца стояла в стороне и буравила меня темными глазами. Моя сестра пропала, и виновата в этом я.
Мама осыпала меня ласками и суетилась, точно над младенцем. Завернула в одеяла, потребовала, чтобы отец усадил меня в свое любимое кресло у огня, затем принесла суп и даже чай с капелькой рома.
– Ох, Лизель! – причитала она. – Ох, Лизель!
Столь бурное проявление любви меня смущало. Мы с мамой никогда не были особенно близки; все наше время уходило на то, чтобы свести концы с концами. На маме держалась гостиница, на мне – семья. Я не умела выразить своей любви; между нами существовало понимание, но не было теплоты.
Заметив мою неловкость, мама промокнула слезы и кивнула.
– Слава богу, Лизель, ты цела и невредима.
Она снова превратилась в практичную, рассудительную фрау Фоглер, жену хозяина гостиницы. За исключением покрасневших глаз, все следы недавних переживаний исчезли.
– Мама боялась, что ты сбежала из дома, – шепнул Йозеф.
– С какой стати мне сбегать? – вытаращилась я.
Йозеф покосился на отца, сгорбившегося в углу. Он выглядел враз постаревшим, измученным и осунувшимся. Всегда беспечный и веселый, папа даже в зрелом возрасте напоминал того живого, талантливого и многообещающего музыканта, каким некогда был. Красная сеточка сосудов, проступивших на щеках от регулярных возлияний, придавала ему ребячливый вид, а общительная натура маскировала серьезные недостатки, скрытые от всех, кроме ближайшего окружения.
– Из-за того… из-за того, что тебе больше не для чего жить, – пробормотал Йозеф.
– Что? – Я попыталась сесть, но не смогла выпростаться из кучи одеял, наверченных вокруг меня, будто кокон. – Зефферль, не говори глупости!
На плечо мне легла рука Ганса.
– Лизель, – ласково проговорил он, – нам всем известно, как много ты трудишься на благо семьи, как стараешься ради Йозефа. Мы знаем, что ты полностью посвятила себя его карьере, жертвовала собственными надеждами и мечтами ради его будущего. Знаем мы и то, что даже родители нередко отдавали ему предпочтение перед тобой.
Я