Мертвым не больно. Василь БыковЧитать онлайн книгу.
как? – сказал он и отбросил вырванный пучок травы, ветер сразу рассеял в воздухе травинки. Иван повернулся боком. Теперь он почему-то не хотел смотреть на нее и лишь мрачно слушал. А она, будто не чувствуя этой перемены в нем, говорила:
– Карашо биль парень. Джулия браль пистоля, бежаль Марио Наполи. Наполи гуэрро, война. Итальяно шиссен дойч. Джулия шиссен, – она вздохнула. – Партиджано итальяно биль мало, тэдэски мнёго.
– Что, против немцев воевали? – догадался Иван.
– Си. Да.
– Ого! – сдержанно удивился он и спросил: – А где же теперь твой Марио?
Она ответила не сразу, поджав колени к груди, гибкими руками обхватила длинные ноги и, положив на них подбородок, посмотрела вдаль:
– Марио фу уччизо.
– Убили?
– Си.
Они помолчали. Иван уже превозмог свою скованность, взглянул на нее. Она, став серьезной, выдержала этот взгляд. Потом глаза ее начали заметно теплеть под его взглядом. Недолгая печаль в них растаяла, и она рассмеялась.
– Почему Иван смотри, смотри?
– Так.
– Что ест так?
– Так есть так! Пошли в Триест.
– О, Триесте! – Она легко вскочила с травы. Он также встал, с неожиданной бодростью размашисто перекинул через плечо тужурку. По огромному полю маков они пошли вниз.
Солнце припекало все больше. Тень от Медвежьего хребта постепенно укорачивалась в долине, знойное пепельное марево дрожало на дальнем подножии горы, окутывало лесные склоны. Только снежные хребты вверху ярко сияли, выставив, как напоказ, каждое блеклое пятно на своих пестрых боках.
– Триесте карашо. Триесте партиджано! Триесте море! – оживленно лепетала Джулия и, очевидно, от избытка переполнявших ее радостных чувств запела:
Ми пар ди удире анкора,
Ля воче туа, им мэдзо ай фьори[32].
Она негромко, но очень приятно выводила напевные слова. Он не знал, что это была за песня. Мелодичные ее переливы напоминали мерное волнение моря. Что-то безмятежное и доброе, очаровывая, влекло за собой…
Пэр нон софрире,
Пэр нон морире,
Ио ти пенсо, э ти амо…[33]
Иван, затаив дыхание, слушал этот мелодичный отголосок другого, неведомого мира, как вдруг девушка оборвала песню и повернулась к нему:
– Иван! Учит Джулия «Катуша»!
– «Катюшу»?!
– Си. «Катушу».
Ра-а-сцетали явини и гуши,
По-о-пили туани над экой… –
пропела она, откинув голову, и он засмеялся: так это было неправильно и по-детски неумело, хотя мелодия у нее получалась неплохо.
– Почему Иван смехио? Почему смехио?
– Расцветали яблони и груши, – четко выговаривал он. – Поплыли туманы над рекой.
Она со смешинкой в глазах выслушала и закивала головой:
– Карашо. Понималь.
Ра-асцетали явини и груши…
– Вот теперь лучше, – сказал он. – Только не явини, а яблони, понимаешь? Сад, где яблоки.
– Да, понималь.
С усердием
Мне до сих пор слышится Твой голос среди цветов (
Чтобы не страдать, Чтобы не умирать, Я думаю о тебе и тебя люблю… (