Малый бедекер по НФ, или Книга о многих превосходных вещах. Геннадий ПрашкевичЧитать онлайн книгу.
очень много электриков и кондукторов, она превратится в нечто иное. И вообще, Мартович, в наше время милицейские сюжеты людям понятнее философских. Да и как я могу писать фантастику, если ничего не смыслю в науке? Перед Ефремовым, Мартович, я даже робею. Это, по-моему, уже даже и не фантастика. Это просто очень умный человек разговаривает с тобой, из воспитанности предполагая. что ты знаешь столько же. А я столько не знаю. И словарик изобретенных им терминов помочь мне ничем не может. Если честно, Мартович, я самым позорным образом очень многого не понимаю из того, что написано в „Туманности Андромеды“.
Подумав, он вздохнул:
«Да, может, мне этого и не надо.»
И опять вздохнул:
«От фантастики, Мартович, меня отпугнул Евгений Рысс. Был такой писатель-приключенец. Прочитав мою книгу „Тайну белого пятна“, он написал ужасную рецензию о „каких-то там дурацких провалах в Восточной Сибири“. Я, конечно, никогда не был знатоком геологии, но Евгений Рысс самому широкому кругу читателей доказал, что я дурак. А вот геологам моя книга нравилась.»
Народ собирался медленно, мы не спешили в зал.
«Я рос сам по себе, Мартович. В тридцатые годы работал монтером в электроцехе в Бийске, о фантастике не думал, но с удовольствием читал ее. А писал стихи. Ну, знаешь, типа «В фабкоме встретились шофер и комсомолка». А однажды на свадьбу друга сочинил песню «Есть по Чуйскому тракту дорога, много ездит по ней шоферов» – про одного шоферюгу Кольку Снегирева. Песню почему-то запели, многие считают ее народной. А тогда мне пришлось поволноваться. Городская газета напечатала статью о плохом состоянии алтайских дорог, о частых авариях, о плохой дисциплине среди шоферов. Да и какой может быть дисциплина у шоферов, писала газета, если поются такие песни как «Есть по Чуйскому тракту дорога»? А однажды на работе крикнули: «Михеев, в особый отдел!» Я шел, Мартович, и ноги у меня дрожали. Из особого отдела куда угодно можно было отправиться. Скажем, этапом по тому же Чуйскому тракту. Вошел в кабинет, снял кепку, молчу. Особист в форме тоже долго смотрел на мои оттопыренные уши и молчал. А перед особистом, Мартович, лежал листок с полным текстом песни. «Твоя работа?» – «Моя.» – «Послушай, – громко сказал особист, и даже ладонью прихлопнул по столу. – Ты же у нас поэт, Михеев! Может, отправить тебя учиться?»
Мы посмеялись, но было видно, что воспоминание радует Михеева только потому, что оно – давнее.
«Я всегда, Мартович, хотел писать так, чтобы моего главного героя было за что любить. Но как я могу написать ученого, если я ученых не знаю? Вообще, – махнул он рукой, – мое призвание – электрик. Я, Мартович, не красуюсь. Я действительно люблю эту работу. Но, конечно, и писать мне нравится. Наблюдать, рассказывать об увиденном. Вот ты, например, что знаешь о добыче алмазов?»
Я пожал плечами.
«В городе Мирный, где добывают алмазы, – засмеялся Михеев, – я однажды спросил рабочих: „Вот наткнулись вы в отвалах породы на крупный алмаз. Вы как, сразу несете его бригадиру, или вызываете