Ну ты мужик или нет? Сборник рассказов. Наталья ВолохинаЧитать онлайн книгу.
полегчало. Устала душой и телом, Моцарт вернет силы, наполнит, с ним всегда хорошо, как дома, у мамы. Застряла, не двигаюсь вперед, Бетховен. Задающие вопрос о любимой музыке, вынуждают признать мою «всеядность». Что делать, если я и рок, и рок-н-ролл, и хоровое пение, и много еще чего люблю. Музыка, как жизнь, разная, она и есть жизнь. Дар Божий!
Помню, танец с моим постаревшим дядей. Он вел, идеально чувствуя ритм. Глухие слышат всем телом, всем своим существом, всей душой. Там, где он сейчас внимает музыке сфер, душа – идеальный орган слуха, надеюсь, что в следующей жизни Господь вернет ему земной слух.
Пушкин
Пушкин вошел в мою жизнь лет в пятнадцать. Нет, не солнце русской поэзии, а Александр Сергеевич Потанин по прозвищу Пушкин. Самой читающей нацией, все-таки, мы были раньше.
С отроческого возраста я прагматично использовала свои природные данные – густые, длинные волосы, отличную дикцию, лет с тринадцати – четырнадцати уже знала, что такое актерская «халтура», подрабатывая «Снегурочкой» на утренниках и прочих новогодних мероприятиях. В тот день с моим старшим партнером, Дедом Морозом, мы уже отработали штук десять «Ёлок». Был поздний вечер, устали, как собаки, Дед, разумеется, изрядно пьян, но за вечерние выходы платили вдвое, а то и втрое. Машина заказчика привезла нас с последней Елки на другой конец города, как выяснилось, в ПТУ. Деду Морозу-то все равно, по киру и по опыту, а мне стало не по себе. Звуки «подогретого» пэтэушного контингента взбодрили мой усталый мозг и тело. Я уже приготовилась сбежать, но тут появился невысокий, коренастый молодой мужчина и перекрыл пути к отступлению. Он представился мастером производственного обучения, отвечающим за Новогодний вечер. Во как выражался! Но мое отмороженное лицо произвело впечатление, и намерение к бегству, написанное на нем крупными буквами, подтолкнуло Потанина поменять тон. Шутливо рассказал, что учащиеся и коллеги зовут его Пушкиным, из-за ИО, конечно, суетился, угощал Рижским бальзамом и еще какими-то деликатесами, а главное, постоянно краснел. Это я намного позже поняла, что его пунцовость от возбуждения на меня, а тогда удивилась, как постоянно смущавшийся мастер может работать с местными оторвами. Благодаря Пушкину, в смысле, Потанину, вечер я пережила благополучно. Он ни на шаг от меня не отходил, иначе бы пьяные пэтэушники разобрали бы меня на косу, грудь и все, что осталось. Страшнее был только, несколько лет спустя, концерт перед заключенными, когда, несмотря на охрану из собак и надзирателей, было ощущение, что меня публично раздевают и лапают. Заплатил он нам раза в полтора больше обещанного, видимо, компенсируя моральный ущерб, и к утру я о нем забыла.
Но Пушкин не забыл. Через некоторое время вдруг объявился в моей театральной компании с кем-то из знакомых. И снова меня удивила его способность вспыхивать смущенным румянцем, коей не страдали мои друзья – лицедеи. Пушкин казался недалеким, косноязычным, что и подтверждал сам, не боясь показаться смешным. «Я парень