Жили два друга. Геннадий Александрович СеменихинЧитать онлайн книгу.
вас, воздушные рыцари, как вас именовала в дни Орловско-Курской битвы наша армейская пресса, – начинает он довольно игриво. – Сегодня воздушные стрелки держали первый экзамен. Они вели огонь по условному воздушному противнику – по мишени «конус», которая отличается от «мессершмиттов» и «фокке-вульфов» тем, что не имеет мотора, лишена способности атаковать и тем более сбить. Мишень самая безобидная. Но чтобы поразить даже эту мишень, от летчика требуется умелый маневр, а от стрелков – прицельный огонь. К сожалению, наши мушкетеры меня не порадовали. Из двадцати трех стрелков двадцать получили оценку «неудовлетворительно». Причина во всех случаях одна – отсутствие согласованности в маневре и несвоевременность открытия огня, как в известной басне дедушки Крылова: рак пятится назад, а щука рвется в воду. Два воздушных стрелка выполнили упражнение с оценкой «посредственно». Результаты, как видите, неутешительные, и с этими экипажами надо будет как следует подзаняться огневой подготовкой. А то и на фронт нечего вылетать.
– Но меня радует то обстоятельство, – вдруг заулыбался Заворыгин, – что у нас в полку есть человек, способный это сделать. Из двадцати трех летавших экипажей один выполнил зачетное упражнение на «отлично». Командир этого экипажа при заходе на цель продемонстрировал прекрасный маневр. А что касается воздушного стрелка… Младший сержант Пчелинцев, два шага из строя.
Пчелинцев, сгорая от волнения, шагнул вперед, поворачиваясь лицом к строю, неловко стукнул каблуками. Заворыгин показал на него рукой:
– Поглядите на этого мушкетера. Он сделал в «конусе» пробоин в три раза больше, чем надо для оценки «отлично». Ас! За отличные действия объявляю Пчелинцеву благодарность и награждаю ручными часами. А с завтрашнего дня назначаю его помощником руководителя по воздушно-стрелковой подготовке.
– С отчислением из экипажа? – всколыхнулся над строем одинокий голос Демина.
– С оставлением в рядах оного, – отрубил командир полка.
«Самое главное в жизни – это победить самого себя, – думал Демин, шагая на самолетную стоянку. – Ой как трудно протягивать руку тому, кого еще вчера считал откровенным своим противником, и поздравлять с успехом, в который сам ты никогда не верил. В таком вынужденном поздравлении скрытое признание собственного поражения. Разве не так?»
Солнце клонилось к западу, и лучи его не обдавали зноем. На желтом скошенном поле, что виднелось за аэродромом, гремела одинокая молотилка. Над острым краем небольшой рощицы, лениво распластав крылья, парил коршун. Тишина царила на учебном аэродроме, расположенном от фронта за двести километров. Возле «чертовой дюжины», как сам он прозвал свой самолет с тринадцатым номером на киле, тоже было затишье. Под щедрой прохладной тенью широкого крыла сидели механик Заморин и моторист Рамазанов, а Пчелинцев лежал на животе, вытянув длинные ноги в ярко начищенных сапогах и положив узкий подбородок на сцепленные ладони. Шаги командира прервали их мирную и, видимо, уже довольно долгую беседу.