О вере, неверии и сомнении. Митрополит Вениамин (Федченков)Читать онлайн книгу.
rel="nofollow" href="#n_24" type="note">[24] (еще ныне, в 1939-м, живущий в ссылке) говорил мне, в Москве, когда мы с ним ехали проповедовать в один из замоскворецких храмов:
– Только теперь я понял, почему мне нужен Христос Господь лично! – а он был прежде не только законоучителем, но и миссионером… И ему в то время было не менее 52–54 лет.
Разве же это не знамение оскудения духа? А вот о. Иоанна Кронштадтского мы не жаждали видеть… Предполагаю, что и этот архиерей едва ли горел прежде желанием видеть великого Светильника веры…
Не юродивые ли мы девы?! Не «светильники» ли без елея?! И правду пишет тот же политик Т.: «Все земное разбито. Теперь можно жить только «небесным»… «Только»… Пишу это слово, это фразу, и уже она показывает, как мало я готовился к небесному, как мало места занимает оно в сердце! Значит, небесное-то я оценил собственно неожиданно, поскольку оно окрашивало (прежде) земные формы и земное содержание жизни. Как «юродивая дева» не запас масла; и нечем зажигать светильника при звуках: «Се Жених грядет»… Все масло пожег на царей да на народ; а теперь ни царей, ни народа нет; один Жених грядет; а в светильнике пустота» (87 с.). «Вся моя публицистика разлетелась… Большие и малые труды – просто комичны по судьбе, – начиная с рабочего дела, проходя через монархию, и кончая Церковью» (91 с.).
Нелестно отзывается он и о нас, епископах, – что мы все приспособляемся больше: «только бы не бороться»… Это похуже младенчества» (о коем ему писал казанский профессор церковного права Бердников) – и это теперь характеристическая черта всех представителей наших «основ» (87 с.): ТЕПЛОХЛАДНОСТЬ.
Что же дала мне в вере академия?
Замечу: я пишу, собственно, не о себе лично, а вообще о вере. Личный же биографический материал является для меня лишь иллюстрацией общих идей. И, надеюсь, он делает более интересными, живыми те «отвлеченные» выводы, которые потом делаются… Ведь собственно «отвлеченные» идеи совсем не сухие, мертвые формулы рассудка; под ними был и есть самый живой и конкретный опыт живых людей; и от этого «опыта» жизни общие выводы лишь «отвлекаются в сжатые формулы», в «отвлеченные» идеи. В сущности же, самая так называемая «отвлеченная» философия, даже и математика, суть не что иное, как факты жизни (личной ли или физической, духовной или материальной). Или иначе сказать: всякое человеческое произведение в корне имеет личные биографические восприятия, переживания, чувства, интуиции, мысли.
Нечего уже говорить о литературе, о социальных науках, искусствах; везде можно, при глубоком исследовании, вскрыть личную, автобиографическую подоплеку – что обыкновенно и делается биографами – философов, экономистов, поэтов, музыкантов и т. п.
Поэтому и я прошу читателей моих заметок не сетовать и на мой автобиографический материал.
А может быть, он не только «мой», но и ваш, читатель? Ведь душа-то у человека весьма однородна, подобна: и мои переживания не являются ли в значительной степени общими, типичными для многих других, – по крайней мере, из подобного мне интеллигентного