Честь вайнаха. Александр Владимирович ЧиненковЧитать онлайн книгу.
слушал то, о чём я говорил? Почему ты пошёл за шайтанами, поманившими тебя, как бродягу, пальцем? Почему ты отвернулся от нас, выбрав их?
Арса сидел не шевелясь, будто прибитый к месту, и угрюмо молчал. Ему нечего было ответить на вопрос деда, и Алихан понимал его.
7
Как только стало темнеть, сытые и довольные боевики разошлись по дому спать. Отдыхать в комнату старика Алихана отправился и амир Габис, предварительно выставив во дворе посты и пристегнув цепью хирурга Болотникова к кровати раненого араба.
– Умрёт Вахид, умрёшь ты! – напомнил он перед уходом и предупредил Арсу: – А ты сам не спи и ему не давай. Умрёт Вахид, тебя и семью твою, как баранов, перережу.
Когда Габис ушёл, Болотников посмотрел на раненого. Но не тем непримиримым взглядом, каковым обычно смотрят на врагов военные, а заботливым взглядом врача, каким смотрят на пациентов медики, давшие себе и всему миру клятву Гиппократа. Они не могли и не имели права делить пациентов на «своих и чужих», на врагов и друзей. В любом он должен видеть только попавшего в беду человека и обязан был, прежде всего перед своей совестью, сделать всё от себя зависящее, чтобы поставить его на ноги и спасти от смерти. А араб перед ним был тем самым нуждающимся, на спасение которого он сейчас сосредоточил весь свой ум и богатый опыт.
Раненый, на удивление, пережил сложнейшую операцию, но на борьбу за выживание сил у него, видимо, не хватало. Его дыхание было тяжёлым, свистящим: не хватало воздуха, и он задыхался. Но как-то помочь ему не было возможности. Кислородных подушек под рукой не было, да и швы на ранах кровоточили. Всё кричало о том, что жить ему оставалось немного.
«Да-а-а, лейтенанта убили очень жестоко, – подумал, глядя на него, Болотников. – Интересно, как же будут убивать меня? Сразу или медленно, растягивая удовольствие? А может быть, живым закопают и спляшут на моей могиле лезгинку?»
Раненый неожиданно встрепенулся, дёрнулся и открыл глаза. Вместе с ним встрепенулся и Болотников. Но тревога оказалась ложной: араб не пришёл в себя. Его дыхание снова сделалось тяжёлым и свистящим, и медленно закрылись глаза.
«Чудес не бывает, – подумал капитан уныло. – И всё-таки пациент умрёт. Ни один хирург на моём месте не взялся бы за операцию в таких дремучих пещерных условиях, хотя… Хотя чего это я… Под дулами автоматов взялся бы любой…»
Стараясь больше не думать о предстоящей смерти раненого и тем более о своей, капитан вдруг вспомнил родителей, свою семью и тут же пожалел об этом.
«Жалко родителей, – подумал он с сожалением. – Как они воспримут мою кончину? Год назад деда схоронили… Фронтовик, герой… Всю войну прослужил в разведке. В тыл врага не раз хаживал. Он не любил рассказывать о войне. Редко кому рассказывал, а вот мне всегда, как только попрошу. И, рассказывая, он был красноречив. Я всегда слушал с открытым ртом о рейдах во вражеских тылах… И всюду его и товарищей подстерегала смерть. Может быть, эти рассказы и повлияли на мой выбор профессии военного врача? Особенно часто он вспоминал о своём