Блокада. Книга 1. Александр Борисович ЧаковскийЧитать онлайн книгу.
усмехнулся, представляя себе, как несколько дюжих эсэсовцев крепко держат в руках извивающегося карлика, человечка с вывернутыми ступнями, в кургузом пиджачке и дурацком котелке. И он сам, Гитлер, наносит этому пигмею первый удар. Кулаком в морду. Ногой в пах…
Кулаки Гитлера невольно сжались. Несколько мгновений он наслаждался ощущением жестокой радости. Потом усилием воли прогнал, стер в своей памяти и этот подлый фильм, и образ комедианта-ублюдка.
Теперь перед его мысленным взором раскинулась огромная, никогда не виденная им воочию территория. Города, села, леса, горы, поля, люди. И все это было объято огнем. Пламенело небо…
В Бергхофе Гитлера ожидал Данвиц. Любимец фюрера уже получил разрешение принять участие в предстоящих грандиозных военных действиях. Через неделю ему предстояло отправиться в Восточную Пруссию, чтобы занять должность командира пехотного батальона в одной из частей сформированной группы армий с кодовым названием «Север».
Гитлер любил видеть вокруг себя людей, готовых повиноваться ему по первому слову, первому жесту, людей, чьи мысли и желания являлись как бы продолжением его собственных.
Данвиц был именно таким человеком, но Гитлер выделял его не только поэтому. Он видел в нем как бы идеальный продукт своей системы, своего воспитания.
Данвиц не играл никакой роли в высокой политике. Его мало кто знал. Но Гитлер не мог не заметить постоянного обожания в его глазах, молчаливой экзальтации при первых же обращенных к нему словах, его поразительной восприимчивости к туманно-мистическим проповедям, которыми время от времени разражался фюрер.
В страстной просьбе отправить его на фронт, скорее мольбе, с которой Данвиц обратился к Гитлеру, он увидел знамение времени. Он хотел видеть свою армию состоящей именно из таких людей, как Данвиц. Отправляя этого офицера на фронт, Гитлер совершал как бы символический акт – он посылал туда частицу самого себя, ничтожную, но все же частицу.
…Он пристальным, впивающимся взором оглядел одетого уже в военно-полевую форму Данвица, когда тот застыл на пороге его кабинета, выбросив вперед руку.
– Итак, ты едешь, Данвиц? – торжественно произнес Гитлер.
– Да, мой фюрер, – мгновенно перенимая интонации Гитлера, с той же мрачной торжественностью в голосе ответил Данвиц. – Я явился, чтобы проститься.
Он резко опустил руку, но все еще стоял неподвижно.
Гитлер медленно встал и подошел к Данвицу.
– Что бы ты хотел услышать от меня на прощание? – спросил Гитлер.
– Только одно слово, мой фюрер: «Иди».
– Ты услышишь больше, чем одно слово.
В течение недавних трех часов Гитлер был вынужден слушать сухие, лишенные воображения речи генералов и сам тогда играл только одну из своих излюбленных ролей – роль полководца, Цезаря, Наполеона и Мольтке, соединенных вместе, – его слова были категоричными, фразы короткими, реплики непререкаемыми. Теперь Гитлером овладело желание