Это было так. Светлана Николаевна КуксинаЧитать онлайн книгу.
и выкинула из головы пришлого парня.
Работы дома всегда много, но Проське жаль отца, который один на поле пластается. Некогда сейчас о женихах думать, надо на поле сбегать. Погода стоит лучше не надо. Сено мигом сохнет. Убрать бы вовремя.
Подхватила она грабли да вилы да Маруську, пригрозив подзатыльником, вперёд себя погнала.
– Каково там отцу одному стоговать?! – стыдила она хнычущую сестру. – Ты вон какая кобылища вымахала! Не развалишься, чай, от работы. Ай, тятька для себя одного старается?!
Маруська огрызалась, дула губы, но шла. А куда денешься?! Работников у них нет, хотя, когда совсем запарка, берёт отец одного-двух помощников на несколько дней или неделю-другую, но в основном всё сами. Чтоб она… эта жизнь…
Кони паслись неподалёку. Пашка оседлала кобылу, свою любимицу, покладистую и спокойную Машку, посадила сзади сестру. Восемь гектаров земли отец прикупил почитай в трёх верстах от деревни, не набегаешься по жаре, а на кобыле куда быстрее и не запаришься.
Поле вывернулось из-за кустов как-то сразу, открылось всё, стоило только из низинки подняться на небольшую горочку.
Отец, худой и жилистый, ловко управлял конём. Инвентарь всегда держался в идеальном порядке, поэтому и сейчас конские грабли сноровисто собирали сено по лугу, а отец то пускал коня быстрее, то придерживал, где валок был погуще. Работа спорилась, и Прасковья привычно порадовалась сноровке отца.
Любила она тяжёлую крестьянскую работу: и запах хлева, где сыто мычат коровы и призывно ржут лошади; и запах свежевспаханной земли, с нетерпением ждущей, когда пахарь бросит в неё первые зёрна; и особый аромат сенокоса, где смешиваются запахи свежей травы и уже готового сена. Любила рукодельничать по вечерам и слушать сказки, которые рассказывала мать.
Любила Прасковья и ярмарки, куда иной раз ездила с отцом. Готовились к ярмарке основательно: Пашка сбивала масло, готовила творог и сметану, собирала куриные яйца. За несколько дней до поездки переставала она готовить блюда из яиц: после отъедятся, чай, ярманка (как говорили в их краях) не каждый день бывает. Кроме съестного брали вдругорядь шерсть и овчины, а осенью и часть зерна продавали.
Глаза у Пашки на ярмарке разбегались: сколько всего! Но покупали строго по надобности – в чём нужда в хозяйстве была. Отец, правда, на платки красивые не скупился, на другие бабские мелочи, а Пашка не сильно отнекивалась – где ж устоишь!
Интересно на ярмарке: народу не протолкнуться и всяк своё тянет. Кто покупает, кто продаёт, а кто и так глазеет. Народ базарный суетлив и шумлив, толпа волной колышется, а гул голосов по всем окрестностям разбегается.
Удивлялась всегда Пашка одному чуду: вот и не работать ездили, а устали, будто спозаранку молотили не разгибаясь. И всё равно – хорошо!
Домой примчится – и в хлев бегом: уже соскучилась по скотине, по привычному хлевному тёплому духу, по мычанию, блеянию и кудахтанью. И опять – ох, хорошо! Радостно на свете жить в трудах и заботах!
И никакой другой жизни Проське