Аркашины враки. Анна БердичевскаяЧитать онлайн книгу.
– сам встанешь. Разве что в мороз волокли в теплое место, в вытрезвитель.
Но если я была с мамой, она, как правило, бывала почти в полном порядке. Только ночью могла вдруг в темноте закричать от ужаса. Мы завели светильник-ночник. Мама продолжала много читать, слушала по радио «театр у микрофона», с удовольствием смеялась смешному, легко перенесла первую поездку в Уреченск, а потом и переезд. Она с азартом затевала покупку мебели и бесконечные перестановки, даже кое-какой ремонт могла начать. Но внезапно выдохнуться и слечь на неделю. Силы быстро кончались…
Как-то в субботу мама вдруг выгребла из-под стола несколько грязных деревяшек и сказала:
– Нашла на стройке.
Я невероятно удивилась. Выскочить в овощной магазин в нашем доме для нее было практически невозможно. И вдруг – одинокие походы за деревяшками, да по нашему пустырю со строительными котлованами и кранами …
– Хочу начать резать по дереву, – объяснила она. И ногой задвинула обрезки досок и брусков обратно под стол.
Я осторожно спросила:
– Не страшно одной на стройках?..
Она со странной улыбкой ответила:
– А чего бояться… Я и не одна. За мной тут приглядывать стали…
– Кто?!
– Как-нибудь тебе покажу… Не бойся. Они, конечно, противноватые, но безобидные. Смешные. И мне с ними спокойней.
Мне бы всполошиться. Но… как-то я это пропустила. Не стала углубляться. От резкой перемены жизни случился со мной легкий аутизм. Или еще что похуже. Я перестала на маму оглядываться. Не успевала.
Про черные дыры и прочую сингулярность в те времена по радио и телевизору объявлено еще не было. Но в нынешний просвещенный век могу сказать: Уреченск был чем-то вроде черной дыры, в которую моя прежняя детско-юношеская жизнь провалилась неизвестно как, именно в сингулярность. И только теперь, бездну времени спустя, дыра приоткрылась. И уже с другого конца Вселенной по неведомому каналу моей несколько раз контуженной памяти стала эта дыра отдавать то, что поглотила в юности. И маму, и ее болезнь, и УХЗ… и Аркашины враки.
Дядя Аркаша, в отличие от меня тогдашней, аутистом не был, а был наблюдательным, любопытным дуракавалятелем. И в то же время довольно таинственным типом. Разговаривал он со мною поначалу дураковатыми монологами, потом – короткими фразочками, как с женскими портретами на стене. Не о чем нам еще было разговаривать. Иногда он пел арии из оперетт. Вернее, мурлыкал, грассируя на французский манер, типа «я цыганский баррон, у меня соррок жён…». Особенно часто он напевал, когда оклеивал планшеты. Эта работа была безвредная и почти бездумная, но требовала понимания материала и чутья. Да… глаза закрою и вижу, как я это делаю под Аркашиным присмотром: вот чистый верстак, на нем лист ватмана, жестянка с горячим, тёмным и жидким столярным клеем и сам планшет – подрамник, обитый фанерой. Надо сначала пройтись по ребрам подрамника грубым рашпилем, чтоб никаких заусениц. Потом