После любви. Виктория ПлатоваЧитать онлайн книгу.
ьное. Нечто расслабленное, женственное, с таким футболом состояния не наживешь. Чистая любительщина, кружок художественной самодеятельности, да и только. Хотя Доминик утверждает, что пляжный футбол вроде бы внесли в список олимпийских видов спорта.
На мое отношение к пляжному футболу это никак не повлияло.
А десятки Рональдо и Рональдиньо все играют в футбол. Играют и играют. Каждую ночь. На пляже, освещенном прожекторами. Их футбол жесток, как жестока любая несбыточная мечта. Никому из надевших полуторадолларовую футболку не стать Рональдо. И тем более – Рональдиньо. Никому из них не вырваться из этого маленького городишки с большими волнами.
Но и остальной мир не лучше.
Они не знают об этом. И никогда не узнают. Они не знают. Я – знаю.
Этот маленький городишко и есть лучшее место на земле.
Хотя Доминик утверждает, что атлантическое побережье Португалии намного комфортнее атлантического побережья Марокко. Вроде бы.
На мое отношение ко всему остальному миру это никак не повлияло.
Днем футболистов сменяют серферы.
Их десятки, но ни Рональдо, ни Рональдиньо среди них нет. Среди них нет ни Шумахера, ни Майкла Джордана – ни одного имени, ни одного бренда, чей чих стоит миллионы, а заноза в пальце – десятки миллионов. Но ведь и серфинг не так популярен, как футбол, баскетбол или Формула-1.
Бросовое занятие, так утверждает Доминик.
Мнение Доминика – последнее, идущее в списке за мнением тушканчика и мускусной крысы, кто будет прислушиваться к мнению Доминика? К тому же Доминик боится воды.
Он боится исламских фундаменталистов, русской мафии, глобального потепления, поломок кондиционера, приливов, отливов, электромагнитных излучений от мобильников и микроволновок; он боится застрять в лифте, стать жертвой карманника; даже в такси Доминик не садится, опасаясь, что у него откажут тормоза.
По Эс-Суэйре, маленькому городишке с большими волнами, Доминик передвигается пешком. Я нежно люблю Доминика.
Я нежно люблю отель Доминика.
Не потому, что он называется «Sous Le Ciel de Paris» (я никогда не была в Париже), – потому, что другого дома у меня нет.
Вот уже три года я живу в отеле Доминика, я такая же его достопримечательность, как и доски для серфинга, которые Доминик расписывает вручную. С той лишь разницей, что (в отличие от досок для серфинга) я не сдаюсь в прокат.
Сдаться в прокат – этого бы мне хотелось больше всего. Сдаться.
Отправиться на ужин с кем-нибудь из серферов. Несерьезных мужиков с серьезными намерениями. Смотреть на их жесткие пальцы, жесткие волосы, жесткие солнечные морщины – смотреть и улыбаться. Их шуткам, вырезанным из жести, их комплиментам, зыбким и двусмысленным, как песок: на таком песке в футбол не поиграешь.
Но ужинаю я, как правило, с Домиником.
На террасе второго этажа, отсюда хорошо просматривается океан. И пляж, залитый светом прожекторов, и десятки Рональдо, и десятки Рональдиньо. Пейзаж неизменен, как неизменны ветра Эс-Суэйры. Они меняют лишь направление.
Доминик читает «Фигаро» и рассуждает о том, что хорошо бы съездить в Марракеш. Конец света – еще одна тема, которая живо волнует Доминика.
Для меня конец света уже наступил.
Но я не особо распространяюсь об этом, я полна внимания к бредням Доминика, таким же неизменным, как пейзаж, открывающийся с террасы. Таким же неизменным, как ветра. Ветра приносят песок и соленые морские брызги: маленькие неудобства, их можно считать приправой к нашим ужинам. К мечтам первого порядка: о Марракеше, о Касабланке, о Рабате.
Мечты второго порядка: Франция, благословенная Франция, как восклицает Доминик, блаженно закатывая глаза. Хорошо бы когда-нибудь побывать во Франции, сойти на землю исторической родины, кажется, так выражаются русские, Саша?..
Саша́ – называет меня Доминик. С характерным ударением на последнем слоге: Саша Гитри, Саша Дистель – явления того же порядка. Доминик без ума от песенок Sacha Distel, срок их годности вышел лет двадцать назад, Доминик еще не знает об этом.
Я – знаю.
Ты будешь прелестной старушкой, говорит Доминик, charmante petite vieille[1]. Это можно отнести к мечтам третьего порядка: стареть вместе. Мы не любовники и никогда не были любовниками, и вряд ли станем любовниками, оттого именно эта мечта Доминика кажется мне легко выполнимой. Я так же, как и Доминик, надеюсь встретить старость в Эс-Суэйре, и ничто не может помешать мне. Ничто, кроме смерти. Но думать о смерти в тридцать лет смешно. Смерть актуальна для двадцатилетних, все остальное человечество она волнует не больше, чем таяние айсбергов в Антарктиде, даже Доминик с его карликовыми страхами не исключение.
Надо бы расширить отель, говорит Доминик. Прибавить к двадцати семи номерам еще как минимум пятнадцать, как тебе такая мысль, Саша́?
Я отношусь к этому спокойно, никаких пятнадцати номеров не будет. Ни завтра, ни через год, ни еще через тридцать лет,
Прелестной маленькой старушкой