Христианство и страх. Оскар ПфистерЧитать онлайн книгу.
href="#n_96" type="note">[96]. Как правило, так оно и происходит, но уменьшение страха при возникновении невротического симптома часто очень незначительно. Поэтому я говорю о неврозе навязчивого страха в тех случаях, когда страх играет в компульсии значительную роль, в отличие от других неврозов навязчивых состояний, когда этого не происходит или когда роль страха мала. В качестве примера приведу одну больную, которая постоянно в страхе спрашивала: «Вы уверены, там ничего? (= там нет занозы?)». Каждый день по шесть часов, под присмотром двух надзирательниц, она должна была мыться, стоя в ванне, а по ночам просила привязывать себя к простыне с широко раскинутыми руками. Почти все ее силы много лет уходили на совершение навязчивых действий, которые она превратила в культ. Она испытывала невыразимые страдания. Когда другие люди ее успокаивали, то это действовало только на короткое время. Снижение страха неврозом может вести к полному краху жизни и ужасным страданиям до конца дней. Другие формы невроза могут или проходить достаточно благополучно, как легкая фобия, которую уже потому можно считать незначительной, что можно легко избегать причин для ее возникновения – например, при той же горной болезни. Очень многие слабые невротические симптомы воспринимаются как нормальное явление. К ним относятся как к незначительным глупым привычкам, и это справедливо. И неврозы характера, развившиеся на почве страха, обычно не считаются патологическими, если не достигают высокого уровня – надменности, робости, лживости, многих форм криминальности. При очень многих неврозах искажения характера приносят с собой несравненно больше страданий, чем патологические симптомы в медицинском смысле.
Некоторые могут развить навязчивые фантазии до такой степени, что страх на время исчезает, если навязчивый ритуал совершается без помех. У других страх снижается лишь немного (при неврозах навязчивого страха).
Но нельзя забывать, что без страха не возникли бы многие из величайших достижений человечества в науке, искусстве, морали и религии. И более того, понятие патологии обусловлено в том числе социологически и до определенной степени подчинено тому, что в некий временной отрезок принято считать здоровьем. Ценные последствия страха часто встречаются вместе с губительными. Нет, Кьеркегор, конечно, слишком далеко заходит, защищая страх. Его фраза: «Чем меньше страха, тем меньше духа»[97] ложна по сути. Она – лишь прославление его собственного патологического страха, который со временем превратился в пожизненную меланхолию. Философ выдает нужду за добродетель. Но в его фразе скрыто разумное зерно. Бессовестные люди, живущие инстинктами, не испытывают страха, рожденного чувством вины. В столь обобщенной форме нелогично предполагать и обратное, будто страх – не признак несовершенства. Все зависит от того, чем кончатся попытки защититься от него: победой или поражением. Совершенно хороший человек – живи такой на свете – не ведал бы страха, ибо не знал бы чувства вины и всегда мог бы утолить жажду любви в возвышенном
Kierkegaard, “Der Begriff der Angst,”