Средняя Эдда. Дмитрий ЗахаровЧитать онлайн книгу.
отец – Дзержинский, четвертый отец – кокаин, с тех пор, как они в мавзолее, мама, я остался совсем один». Илья стал думать в том ключе, что Гребень не понимал своего счастья. В мавзолее. Сейчас-то папаши один за другим лезут наружу.
Около зоопарка, прямо посреди дороги, показательно стояла полицевозка. Илья на несколько секунд замешкался, пропуская накатившую волну теток в цветастых пальто с волочащимися за ними, будто тяжелые хозяйственные сумки, детьми. Крутанулся на каблуках, решив свернуть на Большую Грузинскую, передумал, сделал пару шагов, снова передумал и быстро перебежал улицу в потоке недовольных спешащих граждан.
Метрах в двухстах от перекрестка – направо, направо и снова направо – забор зоопарка оказался разрисован зверями-птицами: голова ворона в профиль, еще одна – повернутая в обратную сторону, волк с солнцем в открытой пасти… другой – с луной. Илья даже остановился, разглядывая когти и перья. У всех зверей, даже у стоящего на задних лапках волчка-щеночка, были змеиные глаза: зелено-золотистые, посеченные сверху вниз узким черным зрачком. От этого казалось, что каждый из них, даже тот, кто прикидывается плюшевым, гипнотизирует тебя, чтобы задержать на лишнюю секунду, необходимую для броска. И вот она прошла, и эти глаза уже напротив твоих.
Илья поежился. Ему резко расхотелось ставить что бы то ни было по соседству с зараженным выводком. Кто это начал такое бодяжить?
Он пошел дальше, стараясь не наступать на расползающуюся из луж грязь. Она, тем не менее, всё равно квакала под ботинками. Под правым, у которого трещина в подошве, громче.
Илья направился через Садовую – к Патриаршим. Из всего этого города для ежиков в тумане здесь едва ли не единственное приличное место. Ну как приличное. Тоже гадостное, но всё же обаятельное в своем бесстыдстве. Если Трехгорка – это влажные сны хипстеров, то здешний нарисованный на куске холста Париж – пастбище их старших братьев и сестер. Шоссоны с яблоками, отполированные «Bentley», кафешки с расшитыми поджопниками для сидения на улице. Здесь ты Незнайка на Луне, а вокруг – артефакты чужой до невозможности цивилизации. Их полиция, их макаронные фабрики и газеты для любителей почитать лежа остались на работе, застряли в каком-нибудь четверге. А по субботам Спрутсы, Миноги и Хапсы танцуют здесь одни.
Илью интересовал бар «Малевич» («Бармалевич»?) на первом этаже сталинского дома-торта. В нежную розовую пастилу фасада врезалась неуклюжая кособокая дверь заведения, а из черных квадратов окон выглядывали проволочные револьверы. Илья подошел к двери и даже подергал ее ручку – та не поддалась. В такое время здешние еще не вынули себя из утренней дремоты. Не знают, что их место обитания стало объектом «культсопра».
Он достал два плаката и без спешки, аккуратно убирая защитный слой, наклеил их поочередно на одно и другое окно – так, чтобы пистолеты оказались выше снежинок. Теперь со стороны казалось, что они тоже часть композиции.
– А может,