Доктор Х и его дети. Мария АнуфриеваЧитать онлайн книгу.
– да.
– А сейчас?
– Сейчас – нет.
– Почему тогда хотела?
Девочка вздохнула и уперла взгляд в его переносицу.
– Ну, ты же умненькая девочка. Что случилось? Зачем тебе понадобилось умирать?
– Ничего не случилось. Просто смысла нет.
– В жизни смысла нет?
– Да.
– В твоей или вообще?
– В моей, наверное. Я долго здесь буду?
– Не знаю, – честно признался Христофоров. – Может, месяц, а может, и три.
– А как же школа, я же отстану!
– Да зачем тебе школа? Ты же хочешь умереть.
– Я тогда хотела, а теперь – нет, – терпеливо повторила девочка. – Когда меня отпустят?
– Ну, голубушка, это не разговор. Мы тебя выпишем, а ты опять передумаешь. Женщины такие непредсказуемые! Рано пока о выписке говорить. Нам же гарантии надо иметь.
– Гарантии чего? – спросила девочка очень серьезно, закусив дрожащую губу, и Христофоров вдруг увидел, что разговаривает с ребенком.
– Гарантии того, что ты нашла смысл жизни, – вздохнул он. – Ну, или хотя бы попыталась. У меня тоже смысла жизни особо-то и нет, и таблеток под рукой море, и я знаю, какие пить. Смысла нет, а жить хочется. Понимаешь?
Есть в медицине неписаный закон парности случаев, и работает он чаще не в помощь, а вопреки. Нет чтобы двое подряд прооперированных больных выздоровели без осложнений или финансирование больницы не разворовали два раза, а надвое умножили… Этот закон хорошо знают работники экстренной медицины: привезли в начале дежурства больного с гнойным перитонитом – жди в ту же ночь второго.
По этому же закону Христофоров с напарником Жоном тащили в морг еще одного нетерпеливого гражданина в далекую новогоднюю ночь, изрядно подпортившую ему жизнь. После выходки покойника Василия и казуса с Лидочкой служебные романы у Христофорова не завязывались, а неслужебные сходили на нет, не успев дотянуть до звания романа, поскольку почти все время он проводил на службе, думал о службе, жил службой.
Встречается парность случаев и в психиатрии, но какого черта именно в его дежурство?.. Долго решали вопрос, куда класть новоиспеченного суицидничка. На отделении Христофорова все забито под завязку, и всем – от одиннадцати лет. Новенькому – десять, но поступок совершил почти взрослый.
Заплаканная мать, мнущийся и виноватый отец. Мелкий, уже промытый, похожий на невыспавшегося отличника бледный пацаненок таращил глаза. Успел врачам рассказать, что травил себя потихоньку, подбирал дозу и вот подобрал-таки, но чуть ошибся. Куда класть?
Христофоров распорядился: Шнырькова – к шизофреникам, товарищам по несчастью, пусть не обижается друг сердечный. А этого – в «четверку», вроде не буйный. Там как раз интеллектуалы.
До двух ночи Христофоров писал истории болезни, затем полез в Интернет и, стуча одним пальцем по клавиатуре, нашел то, что пригодится ему для лечения Фашиста: успех не гарантирован, но попытаться стоило.
Около четырех утра он заснул на диванчике, хотя спать дежурным врачам запрещено, особенно