Расцвет и закат Сицилийского королевства. Нормандцы в Сицилии. 1130-1194. Джон НорвичЧитать онлайн книгу.
осмотра новых приобретений своего сына в Абруццо, направился через горы в Ариано[23], где его ждали все главные его вассалы.
Две сохранившиеся копии арианских ассиз нашлись всего сто лет назад – одна в архивах Монте-Кассино, а другая в Ватикане, – и лишь тогда стало понятно их значение[24]. Более разноплановые и действенные, чем клятва, произносившаяся в Мельфи, эти установления составляют корпус законов, который, хотя многое в нем взято непосредственно из кодекса Юстиниана, остается уникальным для раннего Средневековья в том плане, что охватывает все аспекты деятельности Рожера как правителя. Две особенности поражают с самого начала. Прежде всего, как приличествует властителю многонациональной страны, король указывает, что существующие законы всех подчиненных ему народов сохраняют силу. Все греки, арабы, иудеи, нормандцы, лангобарды, находящиеся под его властью, будут жить, как жили всегда, по обычаям своих отцов, если только эти обычаи не входят в прямое противоречие с королевскими указами.
Вторая идея, которая проходит как лейтмотив через весь кодекс, – абсолютный характер монархии, происходящий, в свою очередь, из божественной природы королевской власти. Закон – выражение божественной воли, и король – единственный, кто может его создавать или отменять и один имеет право на окончательное его толкование, – является потому не только судьей, но и священнослужителем. Оспаривать его решения или решения, принятые от его имени, является одновременно грехом – святотатством и преступлением – государственной изменой. А измена карается смертью. Само понятие измены толковалось пугающе широко. Под эту категорию попадали, например, не только преступления и заговоры против короля, но и заговоры против любого члена его курии[25]: она включала также трусость в бою, вооружение толпы, отказ от поддержки армии короля или его союзников. Ни один народ, ни один свод законов в средневековой Европе не расширял понятие измены до таких пределов. Но также ни одно другое европейское государство, за одним исключением, не поднимало на такую высоту идею королевской власти. Этим исключением была Византия.
В Византии следует искать истоки политической философии Рожера. Феодальная система, которая являлась основной формой государственной организации в его континентальных владениях, принадлежала Западной Европе; гражданские службы в Палермо и сицилийских провинциях, которые Рожер унаследовал от отца, базировались в значительной степени на арабских институтах; но сама монархия, как она была им задумана и лично создана, полностью соответствовала византийским образцам. Король Сицилии не был, подобно своим меньшим собратьям на севере и западе, просто вершиной феодальной пирамиды. До коронации, подобно императорам Древнего Рима и их преемникам в Константинополе, он должен был добиться одобрения и признания у своего народа; но во время самой церемонии он обретал мистическую благодатную сущность, которая ставила его вне и выше человеческого
Ныне Ариано-Ирпино.
Оба текста приводятся у Брандилеоне «Римское право и нормандские законы Сицилийского королевства». Ватиканский текст, вероятно, идентичен тому, который Рожер обнародовал в Ариано. Текст из Монте-Касси– но, похоже, сокращен, хотя он содержит несколько позднейших добавлений.
Королевская курия начиная с правления Рожера II являлась главным органом центрального правления. Ее полномочия были значительно шире, чем у современного кабинета министров, поскольку она исполняла отчасти роль органа правосудия, по крайней мере в гражданских делах.