Корунд и саламандра, или Дознание. Алла ГореликоваЧитать онлайн книгу.
со мной. Любовь юной девушки, такой легкомысленной с виду, с веселыми глазами, с белой кожей северянки…
Любовь, страх разлуки и страх отцовского проклятия. Мне знаком этот букет. Чайная роза, выдернутая мимоходом из живой изгороди, полевые ромашки, пыль деревенской улицы. Отцовское проклятие – это страшно. Я верю, что это страшно. Иначе придется поверить, что Катарина, единственная моя чистая любовь, совсем не любила меня. Ожье повезло: его Юлия не позволила страху вершить их судьбу. Безумная, отчаянная надежда… Юлия, мне и это знакомо. Сколько раз она меня обманывала, надежда на лучшее, надежда на справедливость. Вы броситесь поутру аббату в ноги, но что может сказать вам аббат? «Не мною установлено…»
Серебряная брошка с алой каплей корунда, ты оказалась слишком болтливой свидетельницей! Не любовь твоей первой хозяйки важна для меня сейчас, а тот пир, о коем говорила она: сватовство Двенадцати Земель. Принцесса Маргота накануне замужества. Ее грозный отец и молодая мачеха. И маленький братец, наследный принц Карел. Именно он станет главным героем порученного мне дознания, но сейчас, за месяц до замужества Марготы, он только и может, что агукать, играя охранными амулетами, в серебряной своей колыбели. Его не будет, конечно, на пиру. Не будет там и жениха принцессы, он приедет позже, когда состоится помолвка и придет время скреплять договор. Но мне надо увидеть этот пир! Надо, хотя не случится там ничего, потому только надо, что я знаю о нем: прежде чем приступать к дознанию всерьез, я должен вернуть полузабытую власть над памятью вещей.
Господи, милостив будь ко мне, слабому! Вовсе не пир хочу я увидеть…
4. Благородная панночка Юлия, дозволенная подруга принцессы Марготы
Потоки света из стрельчатых узких окон, беломраморный искрящийся пол и белоснежное одеяние аббата. Светло здесь и благостно, и не место здесь отчаянию. Но как отринуть отчаяние, когда рушится последняя надежда?
«Не мною установлено, дети мои, да не мне менять», – пусть аббат печален и полон сочувствия, но он непреклонен. И Юлия рыдает, прильнув к груди Ожье, и аббат прекрасно слышит горький вывод несчастной девочки: «Господь несправедлив, несправедлив!»
Он слышит, и он должен оборвать богохульные речи. Но и ему, видно, пришлось когда-то любить и страдать, и он говорит:
– Молитесь, дети мои. У вас есть еще время, молитесь, Господь милостив. Не ко мне вам надо было идти. Церковь не в силах заменить родительское благословение, она лишь освящает его. Но, дети мои, разве король – не отец для подданных своих? И разве не ждут нас дни, когда уместно будет молить его именно о той милости, коей жаждете вы?
Юлия поднимает голову, недоверчиво глядит на аббата. Глядит, почти не видя: слезы смазывают и лицо его, и все кругом, только потоки света вспыхивают в глазах цветными искорками. Ожье опускается на колени, целует край белоснежного одеяния и говорит благоговейно:
– Воистину милостив Господь! Благодарю, светлейший отец: добрый совет дал ты нам, и я удивляюсь, что сам не подумал о том же.
– Это